Международный гроссмейстер Григорий Левенфиш

Намек был вполне прозрачен. Ласкер был под колпаком НКВД. И скорее всего, Юлия работала на советскую спецслужбу. Все это было непонятно и страшно. Какой может быть интерес у тайной полиции к нему? Впрочем, по здравом размышлении Ласкер пришел к выводу, что иначе и быть не могло. Ведь он лицо мировой известности, выезжает за границу, у него постоянно бывает много людей. Эммануил устыдился и расстроился, что невольно поставил советского коллегу в сложное положение. Марте он ничего не стал говорить о своих опасениях, но она сама ему сказал, что хотела бы поехать в гости к своей дочери Лотте, которая жила в Чикаго.

– Хорошо, пусть эта поездка будет тебе подарком к семидесятилетию, – сказал ей Эммануил.

А потом случилось нечто действительно страшное. Газеты сообщили об аресте Николая Крыленко. Это не укладывалось в сознании. Бывший главковерх армии большевиков, соратник Ленина, нарком юстиции оказался врагом народа. Но именно Крыленко устроил переезд Ласкера в Москву! Да ведь дело не ограничивалось одним только Крыленко, который был не столько шахматистом, сколько видным большевиком и политиком. Опаснее всего было то, что тайная полиция взялась и за шахматистов тоже. В начале октября 1937 года арестовали Николая Григорьева, легендарного мастера, автора знаменитых этюдов, сильнейшего аналитика, личного друга Алехина.

Николай Григорьев

Доктор Григорьев был близок к Крыленко. Видимо, поэтому его и арестовали, применяли допросы с пристрастием, на которых он терял сознание. Арестовали и Валериана Еремеева, ответственного секретаря Всесоюзной шахматной секции. Впоследствии, правда, Григорьева выпустили, а Еремеев так и сидит, если его уже не расстреляли. Об отъезде их просил и Ильин-Женевский. Просто пришел однажды в их опустевшую квартиру (после ареста Крыленко к ним перестали ходить гости), говорил о погоде, потом вытащил из кармана лист бумаги, написал на нем карандашом по-немецки одну фразу «Немедленно уезжайте!». Ласкер прочитал и благодарно кивнул головой, а Ильин-Женевский аккуратно сложил листок, положил обратно в карман, попрощался и ушел. Для Ласкера с этого момента их с Мартой отъезд из СССР стал делом совершенно решенным. Однако бегство их должно было быть замаскировано под поездку к родственникам жены, поэтому при Юлии они вели между собой разговоры, из которых ясно следовало, что они твердо намерены вернуться. Ласкеры не без затруднений получили разрешение на выезд и визу в США. Для отвода глаз им даже пришлось купить обратные билеты.

В октябре 1937-го года они покинули Москву, взяв с собой все ценные вещи, долго добирались до Амстердама. В голландской столице на них накинулись с вопросами журналисты: «Почему вы уехали? Опасались ареста? Что можете сказать о деле шахматистов в Москве?». Ласкеры отвечали кратко: «Ничего не знаем, едем к дочери!». Они сели на пароход, благополучно переплыли океан и оказались в Нью-Йорке.

Ласкер любил этот огромный и красивый город, вобравший в себя невообразимое количество разных культур и представителей самых разных национальностей. Здесь находился знаменитый Манхэттенский шахматный клуб, который помог им с Мартой на первых порах обустроиться на новом месте, организовывал ему лекции и сеансы. Когда-то, будучи чемпионом мира, он в этом клубе встречался с молодым Капабланкой, где с ними обоими произошел почти анекдотичный случай. Они сидели вдвоем с Хосе Раулем и смотрели какую-то партию, как вдруг к ним подсел молодой человек, поздоровался, как со старыми приятелями и принял активное участие в анализе. Незнакомец весьма бесцеремонно высказывал свое мнение и даже самоуверенно спорил с Ласкером. Потом он вдруг посмотрел на часы, заявил, что ему пора уходить на званый ужин, попрощался со знаменитостями за руку, дружески похлопал по плечу Капабланку и ушел. Действующий и будущий чемпионы мира удивленно посмотрели ему вслед.