Прочитав вполголоса благодарственную молитву перед едой, отец Василий жестом показал: все разговоры потом, не стоит перемежать утоление чувства голода словоблудием. После городской духоты приятная прохлада трапезной и простая, но необыкновенно вкусная пища словно влили новые силы, Настя почувствовала себя вновь бодрой и готовой к новым сыскным трудам.

– Отец Василий, – обратилась она к дьякону. – Вы арестовывались ЧК во время нахождения у власти большевиков?

Отец Василий кивнул.

– Было такое роковое событие, увы.

– Вас арестовали как духовное лицо?

– Ну что Вы, Настя! Просто меня опознали как бывшего офицера, решили, что я заговорщик и…

– И что же? Вам удалось бежать?

Отец Василий весело, задорно рассмеялся, словно горсть серебра рассыпал.

– Бежать? Нет, всё гораздо проще: поначалу свершилась трагическая случайность, после другая, уже счастливая. Хотя то, что нам кажется случайностью, на самом деле – Божий промысел. Мы пытаемся случайностям сопротивляться, противоборствовать, упрямимся, супротивничаем. Это то, что называется гордыней. А суть в смирении. Смирение человека состоит в том, что он во всём полагается на милость Господа и чётко понимает, что без Него он не сможет ничего достигнуть. Нужно верить в Бога, верить в доброту, порядочность, честность. Так один мой знакомый оказался подлецом – и меня арестовали. А другой мой хороший приятель всегда был порядочным человеком – и меня выпустили. Жизнь – она как маятник часов: сначала раскачивается в одну сторону – и у нас все хорошо, но потом наступает противоход, и кажется, что все рушится, летит в бездну. А это всего-навсего – обратное движение маятника, восстановление равновесия. Верьте, ждите – и всё придет в норму!

– Если ударили по правой щеке – подставь левую?

– Совершенно наоборот! Если вы ударили кого-то когда-то по щеке, или по голове – не удивляйтесь, если вас ударят в ответ. Только, возможно, не сразу, а по прошествии времени, когда всё стёрлось из памяти, и вы удивитесь, как же так, за что? Суд и наказание над сделавшими зло предоставлено Господу: не бейте никого по щеке – и вас не ударят в ответ. Я в своей прошлой жизни слишком много бил, и бил не только по щекам. И когда за мной пришли чекисты, понял, что сотворённое мною насилие возвращается ко мне. Как тут не усмотреть Божий промысел?

Отец Василий говорил слишком спокойно, Веломанская вдруг ужаснулась:

– Но вас же могли расстрелять?

– Вы знаете, Настя, как бы то ни было, но воевал я честно, на равных с противником, безоружных не убивал, шансы всегда равны были: либо ты, либо тебя. Сейчас я пытаюсь надеяться, что подлостей не совершал, стараюсь верить в людей, в пристойность, благородство, верность и, наконец, справедливость… Зампредседателя ЧК Иван Николаевич Троянов оказался моим хорошим приятелем, бывшим однополчанином, когда-то служившим под моим началом. Он уже тогда был большевиком, вёл среди солдат агитацию, распространял листовки, звавшие бойцов повернуть оружие против зачинщиков кровопролития… В военное время это грозило ему расстрелом. И вот сейчас мы снова встретились. Он спросил только, виновен ли я? Только честно, как на духу. А потом выпустил.

– А если бы вы были виновны?

Отец Василий задумчиво огладил бороду. Пронзительно – изучающе посмотрел Насте в глаза. Вздохнул.

– Время ныне страшное, брат идёт войной на брата, бывшие фронтовые товарищи стреляют друг в друга. Или мы, или нас. Если бы я, действительно, боролся с большевиками с оружием в руках – меня бы не выпустили, а в условиях гражданской войны – расстреляли, однозначно. Без вариантов. Возможно, не случись Троянову быть зампредом местной ЧК, так бы и произошло.