Иногда она кричала на дочерей, что это не их дом, что они просто живут в ее доме, и если она захочет, то при желании выкинет их на улицу. Она так и заявила им, что вольна в любую минуту выставить их за дверь.

Когда однажды, играя, сестры разбили старую китайскую вазу, их мать не только отшлепала, их но и заявила, что дочери не смеют обращаться к родителям на «ты». Теперь они обязаны обращаться к матери и отцу только на «вы», как обычно принято в разговоре с незнакомыми и малознакомыми людьми. Подобное наказание произвело на девочек столь глубокое впечатление, что пока Тоти и Пилу были живы, дочери продолжали обращаться к ним на «вы», несмотря на то, что всем остальным говорили «ты».

Для Бриджит этот случай явился поворотным моментом в жизни. «С тех пор мы больше не чувствовали себя их детьми. У меня не было такого чувства, что это мой дом, это был дом моих родителей».

Бриджит говорила, что у нее аллергия на ставни и окна, на засовы и замки. У мамы была страсть все запирать. Буфет с вином и ликером – на замке. Комод у нее в спальне – на замке. Аптечка – на замке. А ключи Тоти постоянно теряла.

Зато мама, очень рассеянная с ключами, была очень внимательна к тому, как ее дочери убирают постель. Каждое утро им приходилось стелить все заново. По этому случаю окно раскрывалось на целых 10 минут. Девочки складывали одеяло с простыней край в край, как в армии, а их отец оценивал…

– Меня до того замучили этой проклятой застилкой, что, если на простыне была хоть складочка, я глаз сомкнуть не могла, вставала среди ночи и разглаживала, натягивала, чтоб заснуть наконец спокойно, – говорила потом актриса.

Поскольку Тоти сама училась балету, она стремилась привить Бриджит и Мижану любовь к музыке и танцу, и обе сестры с семи лет посещали танцкласс Марсель Бурга, в прошлом – звезды Гранд Опера. Надо сказать, что Мижану не блистала особым талантом, а вот Бриджит оказалась не лишена дарования, демонстрируя завидную природную грацию, и вскоре приступила к более серьезным занятиям. Друзья, знавшие сестер в эти дни, дружно заявляли, что из них красавицей была Бриджит, в то время как Мижану бог наградил мозгами.

Мижану получила аттестат зрелости в 15 лет, то есть гораздо раньше своих сверстников. В то же самое время Бриджит, которая, по ее собственному признанию, в школе не блистала успехами, все сильнее сосредотачивала свои усилия на балетной карьере.

В 1947 году, когда ей было всего 13, ей позволили попробовать свои силы на вступительном экзамене в престижную Национальную академию танца. Число мест было ограничено, а отбор – чрезвычайно жестким. На просмотр явились семьсот юных дарований – почти все они были старше и гораздо опытнее Бриджит и главное – получили более основательную подготовку, и тем не менее именно она оказалась в числе восьми зачисленных счастливчиков. На протяжении последующих трех лет она три раза в неделю посещала класс Жанны Шварц, а позднее – блестящего преподавателя, но сущего тирана, Бориса Князева.

Это был странный человек, пожалуй, даже немного сумасшедший. Сам он в двадцатые годы был звездой Гранд Опера, причем, на сцену вышел поздно, в возрасте 24 лет, что весьма редко для балета. Но что еще более важно, этот русский танцовщик знал, как воспитывать балетную смену, и благодаря своему уникальному таланту взрастил после войны целое поколение артистов балета. При его поддержке одна из девочек, на три года старше Бриджит, от балетного станка попала прямо на главную роль в фильме «Американец в Париже» с участием Джина Келли. Это была Лесли Карон.