– Для большей наглядности, – не слишком извинился Шелепин. – Не ищи здесь идеологической подоплёки. Тем паче, диверсии.
– Ну-у… – «определился с позицией» Геннадий Иванович, пожимая плечами.
– Вот то-то и оно!
Указательный палец Шелепина отработал восклицательным знаком.
– Не понравится! И это – как минимум! Суслов, который «сидел на идеологии» при Сталине и Хрущёве, не потерпит такого посягательства на свой «суверенитет» от какого-то Брежнева!
Взгляды оппонентов повеселели: Александр Николаевич «разбрасывал жемчуг» явно не вхолостую.
– Значит, у нас есть ещё один союзник! И не он один…
– ???
И пауза – а Шелепин был мастер на них – тоже не пропала втуне.
– Подгорный!
– Ну-у-у…
Вздох разочарования, вырвавшийся «из недр» Воронова и Полянского, был единодушным.
– А вот, увидите!
Минор товарищей совершенно не смутил Шелепина: «не на того напали». Скепсис окружающих всегда являлся для него лишь дополнительным раздражителем. Не «по линии раздражительности»: «по линии стимуляции к творчеству». Во всех иных аспектах скепсис был обречён: Александр Николаевич совершенно не был подвержен самокопанию и мнительности. Самоанализу – да! Размышлениям как руководству к действию – да! Но – не самокопанию!
– Уже сейчас Николай Викторович скрежещет зубами, видя, как Брежнев «тихой сапой» прибирает к рукам власть, а ему оставляет лишь видимость её. О том ли мечтал Подгорный в октябре шестьдесят четвёртого? Николай Викторович до сих пор уверен в том, что именно он «усадил» Брежнева «на трон»! Сколько раз я лично слышал от него эти ностальгические «мы с Лёней», «мы с Леонидом Ильичом»!
Он не пожалел лица на ухмылку.
– Тогда – ностальгические. Сейчас – не уверен… Думаю, что тональность его мемуаров уже поменялась – и существенно. Нет, он, конечно, пока не готов поддержать нас против Брежнева. Напротив: голову даю не отсечение, что сегодня он поддержит Брежнева против нас. Но – только сегодня…
Прямо на глазах товарищей усмешка перепрофилировалась в улыбку.
– Чему? – «соответствовал» Полянский.
– Да, понимаешь, вспомнил один из законов диалектики: «единство и борьба противоположностей». Так вот, с одной стороны то, что время идёт – это плохо: оно работает на Брежнева. Но с другой стороны, тот же самый процесс играет уже в нашу пользу: с каждым днём некоторые из бывших сторонников Леонида Ильича всё активнее превращаются в его противников. При самом деятельном участии «нашего дорого» Леонида Ильича.
– И что это значит? – выглянул из-за рюмки Воронов, мелкими глотками, подобно гурману, вкушавший армянский коньяк.
Прежде чем ответить, Шелепин «составил компанию» – и даже «разделил участь».
– «Что значит»? Ну, прежде всего, это значит, что незачем нам лить…
– Слезы?
– Сопли! А во-вторых, это значит то, что мы не можем ждать, пока наши потенциальные союзники «дозреют». Может случиться так, что их готовность уже не понадобиться ни им, ни нам. Ты, Гена, прав: независимо от расклада сил в Политбюро, надо «идти в народ». И начинать «хождение» немедленно, пока «до двенадцати» ещё далеко…
Воронов «добил» рюмку – и покривился не столько от продукта, сколько от участи:
– Это же надо: мы вынуждены прятаться! Как при царском режиме! Мы – те, кто хочет остановить этого самодержца и уберечь партию от его «мудрого руководства»! Мы – те, кто не ищет ничего личного в этой борьбе!
Он осторожно покосился на Шелепина, чересчур старательно отсутствующего в этот момент лицом – и внёс коррективы.
– Ну… практически ничего. Мы – те, кто должны бить в набат с высоких трибун, прячемся по «конспиративным квартирам»! Это же только представить: три члена Политбюро, «возводившие на трон» Генерального секретаря – как какие-нибудь диссиденты! Ну, чем не сюжет для романа?!