– Да, да, привет. Спасибо Егор, – рассеянно сказала она, смотря уставшими от бессонной ночи глазами. – Положи на тумбочку. – И продолжила рассматривать длинный пшеничный колос, вращая его в пальцах.

– Ты совсем не спала, ма.…Так нельзя. Поешь и иди домой.

Мама отодвинула от себя микроскоп, встала и распахнула окно. В душную лаборантскую ворвался свежий разнотравный воздух – цвёл чабрец, благоухала медуница, терпчил степной шалфей, – как сейчас это помню.

– Не могу, – ответила мама Яля. – Мне нужно в поле. И взяла в руки колос озимой пшеницы, подставив его солнцу, словно гигантской лупе.

– Что там? – выглянул я из-за её спины. Всё, чем она занималась на сельскохозяйственной станции, почему-то интересовало меня, манило природной тайной.

– Не знаю. Но что-то с ним не так, – задумчиво проговорила она.

– С кем с ним? – уточнил я и включил чайник.

– С колосом. Какие-то странные ости, слишком длинные…

– Ости – это жесткие волоски вокруг зерна?

– Да. – Она бережно положила колос на ладонь. – И цвет чешуй какой-то аномальный, словно позолоченный. Они так ярко сияют на солнце. Однако стоит свету пропасть – и они темнеют до коричневого. А потом колос словно погибает, прямо на глазах. Быть может, природа подаёт нам какой-то знак…

– Ма, – поморщился я. – Ты, кажется, переутомилась.

Мам Яля сдвинула на нос очки, недовольно посмотрев в мою сторону.

– Нет! – вскинул я руку. – Ты классный биолог и всё такое, но, правда, – подал я ей кружку чая, – тебе пора перерыв сделать.

– Чай выпью. Бутерброд съем. Но домой – к обеду! – отрезала она, отхлебнув глоток. – Не возражай. Мне нужно в поле.

И я лишь пожал плечами. А надо было прицепиться, как репей надоедливый! Быть с ней, идти в это клятое поле!

– Это опытный образец. Его привёз наш агроном вчера вечером. И он тоже показался ему странным. Я должна побывать там…непременно.

И она сделала так, как задумала. И исчезла. Вскоре, мы нашли лабиринт. Путаные пшеничные коридоры, выстриженные в виде спирали появились в одночасье в нескольких километрах от станции. Я думаю, туда вошла мама Яля.

Искали, сбившись с ног. Давали ориентировки по соседним областям. Потом, даже в областное НИИ звонили в надежде, что мама срочно поехала на консультацию к коллегам, не сказав нам ничего. Напрасно. Доктор Чаброва туда не приезжала.

Но я сразу почувствовал их. Духов земли, что являлись мне в детстве. Это их лабиринт, лабиринт для избранных.

Почему они исчезают?! В тот злополучный день я всё стоял и смотрел, вглядывался в ровный коридор, уходивший таинственной червоточиной в пшеничное поле. В один момент мне показалось, что тело подалось вперёд, ноги налились какой-то неведомой силой, толкая меня вбежать. Пророчество для рода по материнской линии сбывалось.

Я что-то слышал об этом от бабушки. Я стал вспоминать, думать.

Таинственная история, что произошла с младшей сестрой моей матери Еленой Чалой несколько лет назад – тут же всплыла в памяти. Как острые осколки мозаики – эти два несчастья составили странный, таинственный узор в моих размышлениях.

Моя тётя была одним из лучших ихтиологов-рыбоводов края. Летом жила в доме на колесах у рек, переезжала с место на место. Елена отменно плавала и ныряла, именно поэтому, то, что случилось – не укладывалось в голове. Друзья, что отдыхали вместе с ней в лагере, видели, как Елена ушла спать в палатку, а утром её, как ни бывало.

Некоторые всё же утверждали, что ночью она пошла купаться. Кто-то заметил, как её тусклый фонарик скользнул в темноте. Но на этом более никаких подробностей и деталей. Ни вещей на берегу, ни криков о помощи. Ни самой утопшей не нашли даже спустя годы. Будто растворилась мава в так манящем её мире бурной, южной реки.