– Моя бабушка Лео еще и редактор? – не удивилась я.
– Твоя бабушка темнит. Затеяла нечто важное, явно для тебя старается. – Семен протяжно зевнул. – Завтра разберемся. Ренка, как я устал ждать взрыва котла удачи. Ты уж сама немножко за собой последи, ладно?
Я старательно заперла дверь и пообещала не спускать глаз с чудовища. Купе у нас шикарнейшее, из двух комнат, такое одно на весь вагон. Сема улегся, накрылся пледом и мгновенно заснул. Мне даже неловко стало. И его допекла…
Дав себе слово не чудить, я села у оконца и стала глядеть на благополучные поля Синильского уезда. Где-то там, в пыльной зелени невысоких плодовых садиков и поникших, утомленных жарой парков, прятался пансион. Давным-давно, две жизни назад, Ренку, безродную девчонку из ремпоезда, желали отправить туда на учебу. И казалось: вот она, большая дорога в светлое и интересное будущее. Но не сбылось: я видела пансион мельком, мы забрали из заведения мою подругу Тому и отбыли. Ничего я не разрушила и никого не пришибла своей удачей с сомнительным знаком, легко перескакивающим с плюса на минус. Я даже немного поднапряглась и выровняла общий природный фон, снижая угрозу повторной засухи.
Снова принялась размышлять. Так все же: зачем нужна птица? Что я могу такого, что не под силу папе Карлу, опытному магу удачи? И чем уникален мой дар? Папа знает гораздо больше о чистой случайности, спонтанной, описываемой математической теорией вероятности. Папа разбирается в тонкой и неалгоритмируемой идее судеб. Он знает пределы возможностей магической, неспонтанной удачи, умеет ее концентрировать и направленно применять для коррекции обстоятельств и формирования нити событий. А что я? Раньше могла примерно то же, но вслепую и с детской простотой, граничащей с дичайшей самоуверенностью.
Но я взлетела. То, что прежде казалось близким и главным, стало лишь едва различимой пылинкой в едином полотне карты удачи, такой сложной и огромной, такой изменчивой, подвижной и объемной, что уследить за ней трудно даже мне. Я вижу столь многое, что уже и не знаю точно, как управляться с эдаким потоком знаний и домыслов, впечатлений и предположений. Я совсем утратила представление о знаке удачи – базисном понятии теории высшей магии. Как я могу сказать, положительно или отрицательно то, что всегда неоднозначно? Я способна выделить в общем узоре отдельную прядь волокон. Например, ориентируясь на личность. Да взять хоть начпоезда! Вот его прядь. Больная сестра… Не особенно сложно чуть поворошить нити, подтянуть понадежнее встречу с хорошим врачом, она видна и не вызывает сомнений. Но стоит ли? Нет однозначных перемен. Потяну нитку, вся прядь ляжет иначе, создастся целая путаница событий. Какие-то петли выровняются, другие захлестнутся. Даже навскидку я вижу после наиболее простых вариантов изменений – таких в данном случае три – скручивающиеся неприятнейшим образом тени ссор, разлук и иных проблем. Если я не вмешаюсь, то есть не будет особенного и очень толкового врача, – не будет вспышки света удачи, но ведь не залягут и тени неприятных и неизбежных перемен. Все останется ровненьким, никаких локальных повышений плотности изменчивого. Его сестра поправится сама, небыстро, но уверенно, и пройдут мимо, не затронув семью, и призрачные возможности, и почти реальные уже, поскольку я их заметила, угрозы и беды…
Почему люди не понимают: я не могу дать им ничего даром! И за деньги – тоже. Удача – всего лишь указатель на дороге судьбы, не более того. Один из многих иных указателей… Но пройти по дороге им все равно придется самим. Начпоезда чем меня разозлил? Он видел мою удачу сказочной тройкой, а себя – богатым барином, оплатившим поездку до места назначения: кучер заломил шапку, свистит разбойником, кони хрипят и рвутся вперед, кнут щелкает. Все делается само собой, просто потому, что я, птица удачи, выслушала и кивнула. Он меня за руку поймал, сжал ладонь посильнее, попросил жалостливо – и удача явилась, и сбылось все главное в жизни.