– Маркиз…
– Что за подлая у вас натура, Альмон, – презрительно перебил гасконца д’Аларуа. – Коль скоро у вас ссора с графом, так сражайтесь один на один, а не тащите с собой полроты молодчиков. – Он по-крестьянски сплюнул в сторону и повысил голос: – Итак, господа, кто захочет иметь дело с графом де Ла Мором, тот будет иметь дело и со мной. Я ясно выражаюсь, господа? Для тех, кто не понял, мы с графом к вашим услугам.
Желающих не нашлось. Наёмники начали расходиться. Последним удалился предводитель шайки, бросив на врагов долгий, полный калёной ненависти взгляд.
– Всего наилучшего, благороднейший шевалье д’Альмон! – издевательски крикнул вослед гасконцу Каллон. – Оказалось проще, чем я ожидал. Я думал, придётся отвесить пару-тройку тумаков, – сказал он сотоварищу. – Пойдём есть барашка, граф.
Они вернулись за стол и наполнили кубки.
– Английский король хочет увидеться с братом, – сказал Аристокл. – Для него это жизненно необходимо.
– Пусть видится, я лично не возражаю.
– Ты можешь помочь?
– Конечно. Будем спасать монархии, вершить судьбы мира, – Каллон сделал глоток вина. – На то мы и вурдалаки.
– Тебе же не составит никакого труда. Сегодня ты ехал подле короля.
– Слушай, Аристокл, зачем тебе всё это надо? – внимательно глядя на собрата, спросил спартанец.
Де Ла Мор промолчал.
– Хорошо, я устрою твоему дружку встречу с Людовиком, – вздохнул Каллон. – Но помяни моё слово, фиванец, когда-нибудь ты поплатишься головой за свои благодеяния. Или, что для меня ещё менее приемлемо, за твои благодеяния поплачусь головой я.
– Спасибо, Каллон.
– My pleasure, граф.
Кретон принёс барашка и поспешно удалился обратно за стойку.
– Отлично, отлично, – предвкушающе потирая руки, проговорил лакедемонянин и пододвинул к себе блюдо. Лишь вдохнув перемешанный с запахом дыма аромат ягнёнка, он оглушительно и смачно чихнул.
– Тра… а-а-а… пчхии!.. пчхи!!
Каллон неудержимо, часто и громко зачихал, вспоминая все выражения, употребляемые крестьянами и пиратами, и не в силах договорить до конца ни одного слова.
– Тра… аа… чхи! Трактирщик, скотина, пчхи… – он с силой сбросил на пол барашка вместе с блюдом. – Я же ска… ааапчхи!.. сказал – никакого… пчх!.. чеснока, дубина!!!
– Мсье, чеснок был т-т-только в приправе… – дрожащим голосом проговорил Кретон, прячась за винную бочку. – Всего-то ползубчика…
– Ползубчика, пчхи!.. Ты французский язык понимаешь, сволочь?!! А-а-а-а-пчхиии!..
Маркиз до конца прочихался лишь через несколько минут.
– Ну и в гадюшнике ты остановился, Аристокл! Ползубчика, твою ж мать, а?! – проорал он в сторону прячущегося хозяина: – Вот я тебе сейчас выбью ползубчика, паскудник! Нет, я тебе, подлецу, полротика выбью!!!
– Это было забавное зрелище, – улыбаясь, сказал де Ла Мор.
– Да уж обхохотаться! Я рад, граф, что вас не оставляет чувство юмора, – д’Аларуа встал. – Я более не останусь и минуты в этом хлеву! – Он кинул на стол пару экю. – Если я с тобой и расплачиваюсь, мерзавец, то… сам не знаю почему. Ты остаёшься, фиванец?
– Ты что-то говорил про подземелье с едой…
– Полтора часа неспешной езды. Ты верхом? Тогда собирай пожитки и – прочь отсюда! – маркиз надел шляпу и пристегнул шпагу. – Трактирщик, следи за дочкой! Из таких скромниц часто вырастают самые отборные… – и он пояснил, кто именно.
Друзья скакали по едва заметной тропинке в шамборском лесу, когда Аристокл почувствовал отдалённое присутствие незнакомого ему неспящего. Обычно в таких случаях невозможно было различить пол, но сейчас фиванец не только понял, что это женщина, но и ощутил к ней странную, смутную симпатию.