Ольга возвращает упавшую штангу на место. Изменяет наклон скамьи. Почти без перерыва делает три подхода подъёмов на пресс: с десятикилограммовым диском на груди, потом пятнадцати- и двадцатикилограммовым. Последние повторения даются особенно трудно, брюшные мышцы словно в огне. А рожала она легко. «Как королева», шутили акушерки. Да уж, королева… Вот только остались эти уродливые растяжки, от которых она так и не смогла избавиться. Она сбрасывает прорезиненный блин на пол. Моя бедная девочка… в чём ты была виновата?.. Не думать! Несмотря на жгучую боль в прессе она выполняет ещё несколько подъёмов без отягощения.
Восстановив дыхание и попив минералки, она направляется к тренажёру. Сосредоточившись на выполняемых движениях и работающих мускулах, делает по три изнуряющих подхода на каждую группу мышц, с минимальными перерывами.
Топик и шорты – хоть выжимай. Старинская совершенно измотана – с трудом может поднять руку или ногу. Минут десять она сидит, допивая воду и глядя в фиолетовый сумрак. И вновь вспоминает о своей деточке. О белокурой девчушке пяти лет, чья кровь, перемешанная с мозгами, забрызгала матери лицо. И в кого только у неё были такие светлые волосы?.. Ольга даже не успела закричать – следующая пуля попала ей под левую грудь, пробив лёгкое. Теряя сознание, она смотрела на то, во что превратилась её говорливая дочурка. Разве может человек после такого остаться тем, чем был?..
Не думать!
Превозмогая усталость и тянущую боль в мышцах, Старинская ложится на скамью и выполняет подъёмы ног. Чётко и медленно. Не думать об этом! Это было давно. Время не повернуть вспять. Виновные наказаны. Жестоко наказаны – её собственной, недрогнувшей рукой. Думай об утомлении! Думай о растущих мускулах! Тебе больше ничего не остаётся. Ноги медленно поднимаются, потом опускаются. Ещё раз. Ещё. Ещё.
На сегодня достаточно. Ольга поднимается; покачиваясь от изнеможения, выходит в тускло освещённый коридор и идёт в душ. Включив в душевой свет, она щурится и негромко чихает. Надо и здесь сделать свет поприглушённей.
Квадратная душевая раза в два с половиной меньше спортзала. Некрашеные бетонные стены и потолок, отсыревшие от влаги, пол выложен белой керамической плиткой без узора. Здесь всё простое и только самое необходимое. Вся сантехника – старая, советская. Над треснувшей, посеревшей от времени раковиной небольшое прямоугольное зеркало без оправы. На подзеркальной полочке два куска туалетного мыла в двух частях одной и той же розовой мыльницы, шампунь и гель для душа.
Ольга Старинская разувается. Непослушными пальцами стягивает с себя насквозь пропитанную потом одежду, бросает топ и шорты на пол. Опершись ладонями о раковину, смотрится в зеркало. Карие глаза глядят холодно, жёстко и безжалостно – этого взгляда не могли выдержать самые безбашенные отморозки. Чистая, свежая, слегка смуглая кожа (один из её далёких предков – обрусевший татарский князь), сейчас лоснящаяся от пота. Ни единого пигментного пятнышка, ни одной морщинки. Кто бы ей дал сорок два года? Тридцать от силы. Старинская не считает себя красивой – и никогда не считала. Правильные черты лица, хорошая, чистая кожа и пропорциональная фигура – но не красавица. Не родись красивой, а родись с тесной вагиной, усмехается она.
Ольга встаёт под душ. Подставляет голову под горячую, почти обжигающую струю воды и закрывает глаза. Теперь она думает о нём. Об этом непостижимом существе. О своей заочной любви к нему. Странной, аномальной любви. Она даже не видела его воочию – только несколько не очень чётких фото- и видеокадров. И всё-таки она уверена, что он – необычный, благородный, удивительный