Срать и родить нельзя погодить. На надувной лодке посреди реки сделать опорожнение – очень сложно. На край не сядешь – лодка перевернется. Из лодке в траву не выйдешь, хоть трава и торчит из воды, но глубина там не известно какая, дно илисто – затянет.

Думать времени не было совсем. Решили так: один для баланса на носу. Поперек лодки стояли доски, на которой сидели, одну вытащили, на неё сел на одном конце, второй на другом конце, чуть свесившись над водой, третий держит его. Для страховки ремни связали и обернули вокруг.

На грани акробатической балансировки процесс прошёл удачно. Ну как удачно. Никто из лодки не упал, но все содержимое живота потекло на борт, доска была коротковата, что никого не расстроило, главное не внутрь, а энти41 обмазки смыли ведром.

Как управились, всех одолел истерический смех. А один возьми да пошути:

– Главное теперь мотор не заводить, а то взобьем коктейль.

Посмеялись. И начали заводить мотор, плыть то надо. Дерг, раз, дерг два – тыр-пыр, а не получается. Весь бензин искатали.

И напала на мужиков молчаливая тоска. Не глядя друг на друга, сидят в лодке и плывут, куда течение выведет. Стала лодка к траве прибиваться. И тут глядь плывет кикимора. Это сразу про себя каждый так решил, так как вроде баба, а вроде б и невидаль кака: волосы всклокочены, глаза горят, лицо чумазо, передних зубов нет. Последняя деталь очень порадовала мужиков, так как знамо не съест, хоть на этом радость. Но предчувствие сжало горло всем троим. Смотрят как она мимо лодки плывет и в траву направляется, а сами молвить ничего не смеют. Даже то что перед ними гола баба проплыла, не возвело обычных мужских реакций, а наоборот хотелось не смотреть, а глаз отвесть, но не могли, зрели в оба и каждое движение её казалось замедленным. Время было к сумеркам, и мерещилось мужикам, что открыт перед ними переход в потусторонний мир. Безвременье: ни день – ни ночь, ни поздно – ни рано; Безпространственность: где они – неизвестно. Беззащитность: перекреститься рука не поднимается, знамо бог их не видит.

И вот в этом месте надо мужикам какие-то имена дать, чтоб понимать кто и как себя повел в значимую для компании минуту, ибо река дружбу и корысть больше всего проверять любит.

Григорий – молодой среди них самый, но не шибко красивый, от того одинок. Бабы они могут на любого урода и козла запасть, но на лицо смазливого, а главного не зануду и недоброго – это грехи непростительные. И в этом смысле Григорий грешен. В долг деньги запросто даёт, а известно – тока42 доброта хуже воровства. А занудство описывать не надо, хоть и самые занудные как правило трудоголики, а от того при деньгах, но показать, что они у них есть, не умеют. По ресторанам там девушку гулять или ещё каки43 романтизмы – это не для них. С тоски помрешь.

Иван – хозяин лодки. Для истории этого достаточно.

А у третьего жена Ленок, любовница, и он всё равно на рыбалку с мужиками поехал.

Вышла Кикимора на берег и длинные волосы прикрыли её наготу по самы волосаты ноги. Быстро стала уходить в траву и накинула на себя полотенце.

– Гражданочка, – закричал Григорий и от его голоса друзья вздрогнули, да и он сам слушал свой голос как со стороны, – заблудились мы. Бензин кончился, да куда плыть не знаем. Два дня выплыть не можем.

Кикимора вышла чуть вперед и проголосила сиплым голосом:

– Вы не местные?

– Нет, – осмелел Григорий, – на рыбалку приехали, в протоку заплыли и выехать не можем. Помогите. Пожалуйста.

Последнее слово у него вышло так жалостливо, будто каждую букву по отдельности тянул и в козленочка маленького обернулся, да сам своего голоса испужался