Конечно, о поступлении в университет речи не было, думаю, у старика созрела потребность передать кому-нибудь свои знания и опыт, а я просто вовремя подвернулся. Не могу сказать, что с ним было легко – напротив, он мог вспылить из-за пустяка, наорать, выгнать прочь, не закончив объяснение. Зато он искренне радовался каждому успеху и старался вложить в меня все, что знал сам, а профессионалом он был высококлассным. Три года Вальтер занимался со мной: учил немецкому, чтобы я мог использовать его книги по горному делу, растолковывал все, что наработал за долгие годы труда, заставлял на практике проверять и применять полученные знания.

Никто никогда не слышал о его семье и не представлял, что привело его в Бразилию, да еще в наше захолустье. Однажды, когда он вернулся в поселок после нескольких дней отсутствия, я пришел к нему после работы заниматься. Дверь была приоткрыта, на стук и зов ответа не последовало. Войдя внутрь, я застал старика сидящим за столом – он был мертвецки пьян. Уронив голову на руки, он забылся беспокойным сном, периодически вскрикивая или всхлипывая, и время от времени что-то невнятно бормотал. Я перетащил его на кровать и попытался забрать зажатую в руке фотографию, но тут он внезапно сел, открыл глаза и закричал: «Нет! Нет! Это все, что у меня осталось! – потом завалился на подушку и заплакал, – Всех, всех, даже малютку Габи… Никого не пощадили…». Вальтер постепенно затих, с трудом я разобрал только что-то о «проклятых наци» и «никуда не убежать». Когда, наконец, его сон стал спокойнее, и рука разжалась, я смог взглянуть на снимок. Это была старая семейная фотография; впереди стояли два очень серьезных мальчика в коротких штанишках, на вид лет пяти и трех, и забавно таращились в объектив. В кресле сидела женщина с красиво вьющимися темными волосами и держала на руках девочку не старше года. Белоснежный воротничок подчеркивал смуглость счастливо улыбавшейся матери. Рядом с женщиной, положив руку ей на плечо, стоял мужчина в солидном костюме. В его горделивом лице я с трудом узнал черты своего учителя. Жизнь обошлась с ним жестоко, превратив в измученного одинокого человека, у которого осталась только его работа. Пару дней он приходил в себя. Когда я отважился спросить, о чем были слова «никуда не убежать», он посмотрел на меня потухшим взглядом и ответил: «От своего прошлого не убежишь». Я так и не узнал, какое событие или встреча привели старика Вальтера в это состояние, но с тех пор он стал выпивать, все чаще и чаще. В конце концов, его старое сердце не выдержало. Похоронив учителя, я разобрал его бумаги, оставил кое-что из книг на хранение Пабло и отправился путешествовать. У мастера я уже был на хорошем счету, и он предлагал остаться на шахте, даже обещал прибавку, но мне хотелось побродить по свету, а когда еще это делать, если не молодости.

Диего умолк. Погрузившись в воспоминания, он словно стал моложе, теперь Наталья отчетливо представляла, как он выглядел в те далекие годы. Она была зачарована рассказом и даже затаила дыхание, чтобы не спугнуть возникшее настроение, но ее спутник глубоко вздохнул и, вернувшись к действительности, уже совершенно иным тоном заметил:

– Однако, заболтались мы тут, а вставать предстоит рано. Все, спокойной ночи! – он демонстративно отвернулся от собеседницы, поуютнее закутался в плед и вскоре действительно уснул. Женщина еще немного посидела у костра, однако время и в самом деле было позднее, предстояло решить проблему ночлега.

Все дело в том, что Наталья все пледы использовала, чтобы обеспечить максимальный комфорт пострадавшему мужчине. Теперь оставался только один вариант – лечь к нему под бочок, в противном случае спать придется прямо на песке. Чертыхнувшись в свой собственный адрес, она прислушалась к мерному дыханию спящего человека и, подкинув пару поленьев в костер, выбрала для сна тесное соседство.