Потом Гейдж без колебаний раскрыл бумажник и достал оттуда три долларовые купюры и одну пятидолларовую.
Пряча деньги в карман, он взглянул на отца. Раздетый до трусов, Билл распростерся на кровати и храпел, приоткрыв рот.
Ремень, которым он вчера вечером охаживал сына, лежал на полу рядом с грязными рубашками, носками и джинсами.
На мгновение, всего лишь на мгновение, в мозгу Гейджа мелькнула безумная картина – он берет ремень, вскидывает над головой и с силой опускает на голый, обвислый живот отца.
Посмотрим, как тебе это понравится.
Но здесь, на столе, рядом с переполненной пепельницей и пустой бутылкой, стоит фотография матери Гейджа. Мать улыбается.
Говорят, Гейдж похож на нее – темные волосы, зеленые с коричневыми крапинками глаза, волевой рот. Раньше Гейдж смущался от того, что его сравнивают с женщиной. Но в последнее время – поскольку все остальное, кроме фотографии, стерлось у него в памяти и он уже не слышал голос матери, не чувствовал ее запах – это придавало ему сил.
Сын похож на мать.
Иногда он представлял, что мужчина, почти каждый вечер напивавшийся до бесчувствия, не его отец.
Его отец умный, храбрый и немного безрассудный.
А потом смотрел на старика и понимал, что все это чушь собачья.
Выходя из комнаты, Гейдж показал старому ублюдку средний палец. Нужно как-то нести рюкзак. Но надеть его он не мог – раны на спине болели.
Гейдж спустился с крыльца и прошел на задний двор, где, пристегнутый цепью, стоял старенький велосипед, сменивший уже не одного владельца.
Садясь в седло, Гейдж улыбнулся, превозмогая боль.
Следующие двадцать четыре часа он свободен.
Ребята договорились встретиться на западной окраине города, где лес вплотную подходил к изгибу дороги, мальчик из семьи среднего класса, ребенок хиппи и сын пьяницы.
Они родились в один день, седьмого июля. Первый крик Кэла прозвучал в больнице графства Вашингтон – мать в это время тяжело дышала, отец плакал. Фокс появился на свет в подставленные ладони смеющегося отца в спальне странного деревенского дома; из проигрывателя неслась песня Боба Дилана «Ложись, леди, ложись», а воздух в комнате был пропитан запахом лаванды от зажженных свечей. Гейдж покинул лоно испуганной матери в машине «Скорой помощи», мчавшейся по шоссе 65 штата Мэриленд.
Теперь Гейдж приехал на условленное место первым. Он соскочил на землю и откатил велосипед к деревьям, чтобы его не было видно с дороги.
Затем сел на землю и закурил первую за сегодняшний день сигарету. От курева его всегда немного подташнивало, но сам акт неповиновения компенсировал неприятные ощущения.
Гейдж сидел в тени деревьев и курил, представляя себя на горной тропе в Колорадо или во влажных джунглях Южной Америки.
Где угодно, лишь бы подальше отсюда.
Он третий раз выпустил изо рта облачко дыма и сделал первую осторожную затяжку, когда услышал шорох трущихся о землю и камни шин.
Между деревьев ехал Фокс на своей «Молнии» – велосипед так называли из-за зигзагообразных молний, которые отец Фокса нарисовал на раме.
Его отец здорово рисовал.
– Привет, Тернер.
– О’Делл. – Гейдж протянул приятелю сигарету.
Оба прекрасно знали, что Фокс берет ее только для того, чтобы не выглядеть слабаком. Он поспешно затянулся и вернул сигарету.
– Что у тебя? – Гейдж кивком головы указал на сумку, привязанную к багажнику «Молнии».
– Сухие закуски, печенье и еще пирожные. Яблочное и вишневое.
– Отлично. А у меня три банки «Бада»[4] на вечер.
Фокс удивленно вытаращил глаза.
– Врешь?
– Не вру. Старик напился и все равно не заметит. У меня есть еще кое-что. Последний номер журнала «Пентхаус».