– Мне было десять лет, и я был до смерти напуган.

Снова эта мимолетная, лучезарная улыбка.

– Не сомневаюсь. – Затем улыбка исчезла. – Вам было семнадцать в девяносто четвертом, когда в течение недели после седьмого июля случилась следующая… скажем, вспышка. Трое убитых, причем одного повесили в городском парке. И никто ничего не видел, никто не признался в преступлениях. Изнасилования, избиения, самоубийства, два сожженных дотла дома. Сообщалось, что вам с О’Деллом и Тернером удалось вытащить нескольких раненых из школьного автобуса и доставить в больницу. Все так?

– Более или менее.

– Тогда я продолжу. В две тысячи…

– Я знаю закономерность, – перебил ее Кэл.

– Каждые семь лет, – кивнула Куин. – Семь ночей. Днем – по крайней мере, насколько мне известно – почти ничего не происходит. Но от заката до рассвета настоящий ад. В совпадения как-то не верится – аномалия повторяется каждые семь лет и начинается в ваш день рождения. Те, кто верит в магию, черную и белую, считают семерку магическим числом. Вы родились седьмого числа седьмого месяца тысяча девятьсот семьдесят седьмого года.

– Если бы я знал ответы на ваши вопросы, то положил бы этому конец. И не разговаривал бы с вами. Я говорю с вами потому, что, возможно, – всего лишь возможно – вы найдете ответы или хотя бы поможете их найти.

– Тогда расскажите, что произошло, расскажите все, что знаете, что думаете и чувствуете.

Кэл отодвинул кофе, наклонился вперед и посмотрел ей в глаза.

– Не на первом свидании.

Умен, с одобрением подумала Куин.

– Отлично. В следующий раз я угощу вас ужином. А теперь, может, вы возьмете на себя роль гида и проводите меня к Языческому камню?

– Сегодня уже слишком поздно. Отсюда два часа ходьбы. Мы не успеем вернуться до темноты.

– Я не боюсь темноты.

Взгляд Кэла стал жестким.

– Испугаетесь. Должен вам сказать, в этих лесах есть места, куда после захода солнца никто не ходит – в любое время года.

Она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.

– Вы никогда не встречали мальчика примерно того же возраста, как вы, в восемьдесят седьмом? Темноволосого. С красными глазами. – Куин заметила, как побледнел Кэл. – Встречали.

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что я его видела.

Кэл вскочил, подошел к окну и посмотрел на лес. На улице стало еще темнее и мрачнее, чем час назад.

Они никому не рассказывали об этом мальчике или мужчине – он мог принимать разный облик. Да, Кэл его видел, причем не только во время жуткой недели, повторявшейся каждые семь лет.

Мальчик являлся ему во сне. В виде тени, мелькавшей среди деревьев. Или его ухмыляющееся лицо прижималось к окну в спальне…

Но еще никто, ни один человек, кроме них с Фоксом и Гейджем, не видел мальчика в промежутках между неделями всеобщего безумия.

Почему она?

– Когда вы его видели?

– Сегодня, перед поворотом на Языческую дорогу. Он выскочил прямо перед моей машиной. Появился неизвестно откуда. Обычная отговорка, но в данном случае все именно так и произошло. Сначала мальчик, потом собака. Потом ничего. Там ничего не было.

Кэл услышал, как она встала, и, повернувшись, с изумлением увидел на ее лице ослепительную улыбку.

– Вас это забавляет?

– Скорее, волнует. Возбуждает. Подумать только! Я лично столкнулась с необъяснимым явлением. Страшновато, следует признаться, но здорово. Такого рода вещи меня взбадривают.

– Вижу.

– Я знала: здесь что-то происходит. Чувствовала. Но найти подтверждение в первый же день – это вроде как наткнуться на золотоносную жилу после первого же удара кайлом.

– Я ничего не подтверждал.

– Ваше лицо подтвердило. – Она выключила диктофон. Сегодня Кэл больше ничего не скажет. Он осторожный человек, этот Калеб Хоукинс. – Мне нужно в город – снять номер в гостинице, оглядеться. Хотите, угощу вас сегодня ужином?