– Да что с вами приключилось-то? И перестаньте целовать мои руки, – пораженный ее тоном и неожиданным появлением, сказал Алексей Федорович, отнимая аккуратно свои руки от ее губ. – Вот ответ на ваше письмо, извольте с ним ознакомиться, успокоиться и утереть слезы, – доставая конверт из-за пазухи пальто, потребовал Алексей Федорович.

Прочитав письмо, она подняла свой взор на Алексея Федоровича, ее глаза блестели от радости, она хотела обнять его, но не позволила себе идти на поводу своих желаний, только часто задышала, а сердце ее так и норовило выпрыгнуть из груди.

– Так, значит, вы меня не бросите, не оттолкнете от себя? – вкрадчивым голосом спросила она.

– Нет. И покончим с этим, – отрезал Алексей Федорович и распорядился, чтобы поклажу Евы Александровны, с которой она приехала, подняли в его квартиру, заплатив за это три рубля серебром.

– Прошу! – сказал Алексей Федорович и знаком руки пригласил Еву Александровну взойти в парадную.

Она молча приняла его приглашение. Взойдя в квартиру, они разделись и прошли в гостиную, там сели друг напротив друга, а служанка Юля принесла еще не остывший самовар.

– Излагайте вашу трагедию, – сказал Алексей Федорович, поднося дымящуюся кружку ко рту.

– Я, я… – волнительно произнесла Ева Александровна.

– Ну-ка, давайте смелее, можете мне спокойно исповедоваться, хотя при нынешнем положении это слово вряд ли подходит. Но я жду от вас объяснений. Согласитесь, что вот так подъехать ко мне прямо под ноги с горячим желанием броситься мне на шею, и только глубокое уважение, которое вы питаете ко мне, вас остановило это сделать… Все это требует, чтобы вы рассказали мне всю подноготную не до конца осуществленного своего поступка. По-моему, вы в глубоком отчаянии, и я последняя ваша надежда. Разве не так? – спросил Алексей Федорович, глядя в ее раскрасневшееся лицо.

– Вы проницательны, отец Алексей, – вымолвила, не поднимая своих глаз, Ева Александровна.

– Распрекрасная особа, вы, видимо, посланы мне Богом во испытание. Да тут и проницать-то нечего, вы уж поверьте мне, на вас и так все написано, бери и читай, – сказал Алексей Федорович.

– Я когда выписалась из больницы, меня на поруки взял мой бывший муж, господин Шуберт, и отвез к отцу. Он принял меня холодно, даже не поздоровался со мной. Мама же пыталась меня утешить и приободрить, но почему-то из этой затеи ничего не вышло, и я так в молчании и прошла в свою комнату и заперлась. Тут же бросилась на кровать и разрыдалась, а потом, чуть успокоившись, принялась писать вам письмо, которое вы и получили. Только дождаться вашего ответа мне было не суждено. Отец, молчавший три дня, сегодня поутру заявил, чтобы я собирала вещи и уходила к своему бывшему мужу господину Шуберту. К нему у меня, естественно, возвращаться не было никакого желания, наши брачные отношения строились на удовлетворении его низменных потребностей, я была вроде постоянной гулящей девки, которую он приобрел в свое услужение. Все это мне было противно. Я терпела сколько могла, но больше в этот им созданный ад я не вернусь, уж лучше уличной девкой стану, тем более опыт у меня уже имеется.

– Нет, на улицу я вас не выгоню, – тут же отреагировал Алексей Федорович, – вот только куда вас поселить: я сплю в своем кабинете, Екатерина Алексеевна в комнате покойной Екатерины Осиповны, а в спальне Lise нельзя, потому что я не хочу оскорблять память о ней.

И тут хлопнула входная дверь и из передней уже скоро показалась вся сияющая от счастья Екатерина Алексеевна.

– Вот и я, папа, платье потрясающее, я буду словно Золушка в нем на балу, – сказала она, подошла к Алексею Федоровичу и поцеловала его в щеку.