Орудия капитана Раца открыли огонь. Первый снаряд лег слишком близко. Поправка. Высокий столб земли и огня взлетел среди немецких машин. Капитан скомандовал беглый огонь. Малочисленные расчеты, конечно, не могли вести огонь в нужном темпе. И опыта не хватало. Из 5–6 максимальных выстрелов в минуту орудия давали едва ли половину. И все же огонь трех гаубиц, почти по-минометному задравших стволы, заставил немцев попятиться. Снарядов у батареи хватало.

Катрин с лейтенантом бежали к роще. Любимова мотало из стороны в сторону. Он едва перебирал ногами. Девушка тянула лейтенанта за рукав. Над головой шелестели двадцатикилограммовые снаряды гаубиц.

Сапоги лейтенанта запутались в траве, он упал, не сдержав стона. Катрин торопливо сняла с него винтовку, глянула назад. Немцев не видно, вообще ничего не видно. Зато грохотало со всех сторон. Они находились в пологой низине. Девушке было ужасно неуютно. И страшно.

– Пойдем, лейтенант. Недалеко осталось…

– Сейчас, Катя, сейчас, – дышать лейтенанту было больно.

Катрин помогла ему встать, и они пошли-побрели к грохочущей роще.

Сложности. Майор Васько был недоволен. Немцы вышли к шоссе слишком рано. Арьергарду приходилось уходить с боем. Оторваться от легких и быстрых немецких танков не удавалось. Достаточно было бы развернуть танковую роту, чтобы уничтожить зарвавшихся фрицев. Но это еще больше затянет дело. Появится авиация. Придется оставлять заслон.

– Товарищ майор, «Ангара» передает, немцы отстали и разворачиваются. По ним артиллерия огонь ведет! – прокричал радист.

– Пусть 24-й догоняет. Не отвлекаться.

О том, кто прикрыл огнем тыловое охранение, майор Васько просто не стал думать. Совсем рассвело. Скоро немцы поймут, что происходит.

Катрин удержала едва не упавшего в траншею лейтенанта. Любимов без сил опустился на сосновые лапы, маскирующие свежую землю.

– Что там у тебя? – прохрипела Катрин.

На боку лейтенанта кровоточила глубокая рваная царапина. Вокруг нее багровел огромный кровоподтек.

– Наверное, ребро сломано. Или два, – Катрин распечатывала последний немецкий бинт.

– Даже ранить по-человечески не могли, – простонал Любимов.

– Дурак, – пробурчала девушка, жалея, что вчера так бездарно потратила спирт. Промыть разодранный бок было нечем.

Тишина звенела в ушах. Гаубицы прекратили стрелять.

– Один танк мы точно подбили, – с удовлетворением констатировал капитан Рац, опуская бинокль. – И мотоциклеток около пяти штук. Пора выполнять указание командования…

Исправный тягач с частью личного состава и одним орудием ушел еще до начала боя. Хоть одну гаубицу из дивизиона удастся сохранить. Остальным артиллеристам придется отступать только с личным оружием.

На правом фланге захлопали винтовочные выстрелы, издали протарахтел «МГ»[30]. Немецкая мотопехота уже просочилась на хутор. Из-за грушевых деревьев выскочила верткая танкетка.

– Так-с, переходим на прямую наводку! – тонким голосом, но очень громко скомандовал капитан. – Передавай: приготовиться к отражению атаки противника на огневые позиции батарей.

Телефонист заорал в трубку, а капитан Рац принялся возиться с непослушной застежкой кобуры «нагана».

– Что ж ты прямо по кости?! – простонал Любимов.

– Молчи, такое и дите стерпит, – отрезала Катрин. Она прилепила на рану листы подорожника и теперь пыталась понадежнее прихватить их скудным бинтом.

– Знахарство какое-то, – стонал лейтенант.

– Молчи! Слышишь?

В роще трещали выстрелы. Пулеметная очередь.

– Немцы? Да откуда? – не поверил Любимов.

– Оттуда…

Грохнула гаубица, яростней затрещали в ответ пулеметные очереди.

– Пошли, – сказала Катрин, подхватывая винтовку.