– Петр Михайлович! Вы этим трактом возвращаетесь?

– Да! Просто другого близко нет.

– Соберетесь назад – дайте депешу! Встречу, накормлю. А согреть? Шуба согреет. Вы морозостойкий.

– Обязательно сообщу. А фамилия-то как?

– Иволгина. И-вол-ги-на.

Он спустился во двор и вышел к экипажу. Посмотрел на светящееся окошко. Через изморозь окна пробивался силуэт. Петр Михайлович понял: она прощается с ним.

Четырежды сменив лошадей, Сотников через двое суток добрался до Колывани. На лихаче подъехал к гостинице, взял дорогой номер, сходил в баню, пообедал в трактире и пошел прогуляться. Шел по деревянным тротуарам, на которых дворники легкими пешнями скалывали лед. На площади стояла примерно двадцатиаршинная украшенная елка, а рядом устроены снежная горка и каток. Здесь же продавали горячий чай, блины, пирожки с начинкой, конфеты, мягкие баранки. На горке суетилась ребятня, занимая очередь к ледяным желобкам, чтобы скатиться вниз на санках, досках, охотничьих лыжах или просто на ногах. Вдали виднелись крепостные стены. Спросил у прохожего: что за крепость?

– Колывано-Воскресенский завод. Видите, дымит!

– Он мне и нужен, – обрадовался Петр. – Завтра доберусь до него.

Потом он направился на базар, шумевший в самом центре поселка на берегу полусонной реки Белой.

Через реку лежала плотина, собранная из бревенчатых и заполненных землей срубов. Справа – водохранилище, затянутое корочкой льда, а у самой плотины – большие разводья.

«Видно, зимой вода не замерзает, благодаря сбросу плотиной!» – сделал вывод Петр Михайлович.

Он стоял у длинного, чуть ли не стодвадцатиаршинного, тела плотины, смотрел в мутные разводья и думал: «А Енисей-то наш чистенький и прозрачный. Как стекло! Здесь завод реку запоганил. Жаль. А воды, кажется, не так уж и много. Беречь ее надо, а не мутить».

Вечером, на постоялом дворе, он достал бумаги и стал записывать: что необходимо сделать, где побывать, с кем встретиться, что выяснить.

Ночью спал плохо. Волновался: как примут на заводе. Не отнесутся ли к нему как к чудаку, как к человеку, не искушенному в металлургии, но приехавшему научиться медь плавить. Кытманов дал вопросник, но много любопытностей возникло у него самого. И еще выплывут неясности при встречах со знатоками медеплавильного дела. Но купеческая сметка и в металлургии должна сработать. Утром, надев белую с галстуком рубаху, брюки навыпуск и хромовые в гармошку сапоги, розовый шарф, соболью шапку и волчью шубу Петр на дрожках подъехал к крепостной браме. Как договорились ранее, извозчик подал руку когда он сходил с саней, низко поклонился и указал на полосатую сторожку Навстречу Петру Михайловичу выскочил старший охраны и взял «под козырек».

– Здорово, есаул! – отдал честь купец и протянул руку. – Урядник Сотников. Мне нужен управляющий.

Есаул, придерживая рукой за эфес шашку, крикнул в сторону сторожки:

– Иртеньев – на выход!

Появился молодой казак, в хорошо подогнанной, словно для строевого смотра, форме.

– Слушаю, господин есаул!

– Отведи господина урядника Сотникова к управляющему. И мигом назад!

– Слушаюсь, господин есаул! – и, повернувшись вполоборота, вытянул прямую руку вперед. – Прошу, господин урядник!

Петр Михайлович козырнул есаулу и важно зашагал в сопровождении казака к управляющему заводом.

Контора располагалась на втором этаже деревянного здания. Помощник управляющего записал фамилию, сословие Петра Михайловича и просил подождать до конца совещания. Через дверь доносилась ругань. Кого-то бранили, кто-то оправдывался. Потом шум стих и слышались короткие разноголосые доклады. По голосам Петр Михайлович определил, что докладывали по очереди пять человек. Через некоторое время в кабинете дружно задвигались стулья.