пишет, что лишь немногие из австрийцев и русских поняли, что война уже проиграна. На самом деле австрийские и русские всё прекрасно понимали с самого начала и до самого конца, не понимали лишь советские, утратившие преемственность в понимании законов мироустройства. Игра держав была долговременная и носила характер борьбы внутри коалиции за последующие позиции в послевоенном мире. Война не могла окончиться скоро.

Итак, англичане не пошли воевать сами, и вряд ли случайно, что сильное александровское трио распалось вскоре после английского десанта. Ганноверцы и пруссаки остались безучастными, а Пруссия и вовсе вскоре заключила союз с Францией, при котором французы жертвовали (английским) Ганновером. Слишком мощную коалицию развалили. Англичане на короткое время сделали вид, что Пруссией недовольны.

Аустерлицкому сражению придают чрезмерно большое значение. «Под Австерлицем он бежал…» Мемуары Наполеона возводят эту удачную тактическую операцию до небес – буквально: «Солнце Аустерлица». Под/над Аустерлицем сияло два солнца: Наполеон и ещё одно. И т. д. Между тем, никакого стратегического значения оно не имело. Победа Наполеона не привела к миру с твёрдо установленными позициями, победа союзников тоже не привела бы к окончанию войны. Александр приехал в войска не командовать, не красоваться (типа, Македонский): Аустерлицем продолжалось его дипломатическое турне Потсдам – Веймар – Дрезден. Он держал руку на пульсе императора (тогда ещё Св. Рим. Имп.) Франца для того, чтобы в случае победы начать обрабатывать его на дальнейшие действия и торговаться о доле России в мире после разгрома Франции (да и это должно было затянуться ещё на годы). Непосредственно никакой угрозы России это поражение не представляло. Оно дало передышку Франции, но лишь отодвигало в будущее агрессию континентальных держав в стиле «Карфаген-таки должен быть разрушен». Из меню «ужасный конец или ужас без конца» Наполеон заплатил за второе блюдо, им отравился, но впоследствии нахваливал, т. к. было вкусно и пр.

Исполнительный, умный, но не слишком проницательный изобретатель русского языка и пропагандист (только что сочинённой) русской истории Карамзин впоследствии негодовал, мол, Екатерина приучила Европу к русским победам. Это опасное заблуждение и привело, в сущности, к поражению Аустерлица. До Павла Россия не имела серьёзных дел с первоклассными европейскими армиями и только набиралась опыта. Все победы: Польша, Швеция, Пруссия, Турция, Пугачёв – это второй ранг. Походы же Суворова – это уже новая мировая война, но его локальные и, по сути, символические успехи вскружили много голов. С учётом фактора Наполеона Аустерлиц – это, по существу, первое серьёзное дело. Александр ещё мог искренно заблуждаться относительно военной мощи великих держав (думаю, не мог), но Кутузов или Барклай иллюзий не строили.

Александр умело использовал поражение для внутреннего укрепления, а Англии продемонстрировал крайнее недовольство тем, что английские и ганноверские войска не явились к Аустерлицу (ха-ха, такие они дураки, воевать за русские интересы!) Конечно, Александр понимал истинное положение дел и никаких иллюзий не строил, но получил очередной дипломатический повод для давления на Англию (вернее, ослабить английское дипломатическое давление на себя). В январе 1806 Александр позаботился о том, чтобы до Англии дошёл слух о его желании заключить с Францией мир. В практическом плане он не предпринял ничего, наблюдая за реакцией нового кабинета17, которая последовала: Лондон предложил вести переговоры с Парижем одновременно и скоординированно, хотя и раздельно.