Его пальцы, толстые как сардельки, мирно покоились на коленях, укрытых пледом. Не успел Фредрик спросить, что старик имел в виду, как дверь на веранду отворилась, и к ним вышла сухощавая женщина. Ее седые волосы были так туго затянуты в пучок, что Фредрик не смог понять выражение ее лица.

– У нас гости, Брюньяр? – громко спросила она, положив руку на плечо старику.

Фредрик сдержанно улыбнулся:

– Я полагаю, Брюньяр и Сигне Кварвинген – это вы?

Старик не сдвинулся с места, когда Фредрик протянул ему руку. Вместо него жена подала ему свою узкую костлявую ручонку – холодную, с блестящей, как глянцевая бумага, кожей.

– Меня зовут Фредрик Бейер. Я из полиции. Это моя коллега Кафа Икбаль.

Старуха перевела взгляд с Фредрика на Кафу.

– Мы уже общались с полицией. С молодой женщиной. Белой. Мы рассказали ей все что знаем.

Сигне сложила руки поверх толстой шерстяной юбки.

– Это для нас очень ценно. Но у нас есть еще несколько вопросов о Сульру. Общине, которая здесь находится.

Женщина покачала головой и, тяжело вздохнув, открыла перед ними дверь. В гостиной стоял старый кожаный диван. На стенах висели картины – написанные маслом в пастельных тонах лесные пейзажи: озеро в предрассветных сумерках, хижина у подножья горы с водопадом.

– Мой муж рисовал, пока здоровье не ухудшилось, – сказала женщина, повернув к ним голову. Она шла впереди медленной, но твердой походкой. В узком коридоре, соединявшем гостиную с кухней, лежал шерстяной половик. «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его и будь мудрым»[21]. Сигне жестом пригласила их сесть за кухонный стол и взяла из кофеварки пустую колбу. Колба наполнялась, и Фредрик заметил, что у женщины дрожит рука. Сигне извинилась пред гостями.

– Брюньяр, – тихо проворчала она.

Четыре маленьких баночки с кислицей стояли посреди стола с жаропрочной поверхностью. Стены были покрыты белой мешковиной. На одной из них, над кухонным столом, висел календарь из благотворительной организации с фотографиями африканских детей: «Лагерь беженцев в Заире». Возле раковины стояла гора немытой несколько дней посуды. Пахло вареной капустой. Фру[22] Кварвинген невыносимо медленно катила инвалидную коляску супруга. Половик сильно замедлял ее движение. Она подвезла мужа к столу, и кофеварка зашипела.

– Брюньяр не очень хорошо слышит, – садясь, пояснила она.

Фредрик повысил голос.

– Как я уже сказал, мы расследуем дело о трагических событиях в Сульру. Я бы хотел расспросить вас о жителях общины.

Сигне наполнила чашки и вопросительно посмотрела на Кафу. Та улыбкой подтвердила, что ни Аллах, ни кто-то другой не будут против, если она позволит себе чашечку кофе. Пожилая женщина положила кусочек сахара в черную как смоль жидкость, поставила ее на фарфоровый поднос и опустила его Брюньяру на колени.

– Какая трагедия! И все эти исчезнувшие. Дети… – медленно произнесла она.

– Они хорошие люди, – сказал Брюньяр. – В основном держались сами по себе, но иногда заглядывали к нам с визитом. Бывает, приносили кусочек пирога. Или булочки.

Голос Сигне стал резче:

– Я искренне надеюсь, что с ними все хорошо. Убийца все еще на свободе? – спросила Сигне.

Фредрик ответил слабым кивком головы.

– Да, к сожалению. Убийца или убийцы. Мы не знаем, кто напал на хутор. Полиция задействовала большие ресурсы, чтобы раскрыть дело. Но это займет время.

Сигне тяжело вздохнула.

Фредрик перевел взгляд с Брюньяра на Сигне Кварвинген. Щелчок обогревателя под столом сообщил, что тот выключился. Или, наоборот, включился? Как и в домах других стариков, у которых Фредрик бывал за свою жизнь, температура в этом доме критически приближалась к температуре тела. Способность фру Кварвинген ходить в застегнутом на все пуговицы вязаном жакете на секунду показалась ему самой большой тайной, с которой они столкнулись. Но эту тайну, вероятно, можно было постичь. О его же тайне – охоте за исчезнувшей сектой – супруги знали мало. Они не представляли, где может находиться община, они никогда не разделяли их религиозных взглядов, ничто их не связывало, кроме случайных редких встреч в окрестностях.