– Вы, дети, идите домой. – Голос у мужчины был негромкий, но уверенный, и смотрел он на Сашку с Леткой так, будто знал их сто лет и имел право командовать. – Идите, идите. У нас тут дела семейные. Нечего тут.

Мужчина положил руку Сашке на плечо и легонько толкнул в сторону от подъезда. Сашка хотел было возмутиться, но Летка остановила его взглядом, а Петька негромко пробормотал:

– Ребят… Вы правда идите, а? Саш, я тебе позвоню потом, ладно?

– Петь, ты только спокойно, да? Всё нормально будет, Петь. Я, если что…

Сашка хотел сказать ещё что-то, но тут опять закричала Петькина бабушка, а тётя Оля всё стояла у подъезда, плакала и махала руками: то ли прогоняла мужчину, то ли звала к себе Петьку, то ли прощалась с Сашкой и Леткой. И они пошли к метро, но иногда оглядывались. И увидели, как Петька подошёл к маме, а после скрылся в подъезде. Рыжий мужчина что-то обсуждал с тётей Олей, и, кажется, Петькина мама уже не плакала. А потом Сашка с Леткой свернули за угол и больше ничего не видели.

Петька бежал вверх по лестнице с Мухой на руках. Собачьи уши маячили перед глазами, шерстинки щекотали нос, мешая смотреть на ступеньки, которые становились всё выше и выше. Пришлось сменить бег сначала на быстрый шаг, потом на медленный; но ступеньки росли и росли, увеличивались в размерах прямо на глазах, и Петька уже не мог поднимать ноги поочерёдно: закидывал на серый выступ одну, с трудом приставлял к ней другую. Мышцы жгло огнём, колени подгибались; казалось, ещё чуть-чуть – и ноги от непосильной нагрузки превратятся в бесполезные брёвна, которыми он уже никогда не сможет пошевелить. Но останавливаться было нельзя: снизу надвигалось что-то страшное. Угроза была несомненная, но неизвестная и от этого ещё более пугающая. Петька злился на свою слабость, на страх, который засел внутри жёстким ледяным комом, но продолжал шагать. Одна нога. Вторая нога. Правая. Левая. Нет, не получается: ступеньки распухали, доходили уже до коленей, и теперь, чтоб взобраться наверх, нужно было использовать не только ноги, но и руки!

Петька поставил Мухтара перед собой и попытался вскарабкаться, но пальцы скользили по каменной поверхности, а руки сводило от холода. Сверху на хозяина жалобно смотрел Муха, морда у йорка была испуганная, а сам он казался маленьким-маленьким, как будто стал вдруг двухмесячным щенком. Ещё немного, совсем чуть-чуть! Он уже почти взобрался, осталось лишь подтянуть левую ногу, и он будет в безопасности… Но всё вокруг закружилось, завертелось с огромной скоростью; мир перевернулся вверх ногами; Мухтар, растопырив лапы и разинув пасть, полетел вниз, в бездонную ямищу, которая вспухала серым туманом. Он клокотал, как лава в вулкане, и тянул к Мухе полупрозрачные щупальца! В самый последний момент Петька успел схватиться за край поводка, и йорк повис в пространстве. Но и Петька, как ни странно, не падал – будто Мухтар тоже держал его, не давал свалиться или улететь. Вокруг всё двигалось и шевелилось: белые стены с причудливыми граффити, двери с острыми ручками и чёрными зрачками глазков; как скаты в глубине, парили в воздухе придверные коврики; перила и ограждения лестницы собирались в странные соцветия и крутились, как велосипедные спицы. «Петя. Ты Петя? А я… Ты Петя, а я…» Голос, который он слышал, был негромкий и вроде бы нестрашный, но от него хотелось спрятаться. Петька попытался подтянуть к себе Муху, обнять его и успокоить, но вдруг всё опять закружилось, и пёс бухнулся прямо в Петькины руки, а сверху на них, вращаясь, падало, падало, падало что-то острое и тяжёлое. Мама!..