– Но Лё…

– Плевать, как далеко школа. Я бы и ее сменил, но в последнем классе это бессмысленно. А вот отсюда мы можем свалить. Тебе-то какая разница? Тебя здесь десять лет не было! И почему «не пригодный»? Там иногда живут непризнанные поэты-оборванцы. Если надо будет – переделаем, какие-то вещи отсюда заберем. Это все наше!

Озвученная правда обрушилась камнепадом: этот дом остался без хозяев, все предметы теперь ничьи. Может, ей не хочется перебираться в литературный салон, но брат прав: находиться в этих стенах нелегко. И если тяжело ей, бывавшей здесь лишь эпизодически, то каково ребенку, для которого это место было семейным гнездом? Лира себе напомнила, что сейчас важнее позаботиться о шаткой подростковой психике, а ей, претендующей на роль попечителя, следует засунуть собственные переживания подальше.

– Так, сначала мы выспимся и утром все обсудим.

– Ладно, – быстро кивнул брат, понявший, что добился своего.

– Лёва, в следующий раз ультиматум не пройдет.

* * *

Лиру разбудил какой-то звук. Еще не до конца проснувшаяся, она нашла глазами часы и чуть не застонала – спала менее четырех часов. Незнакомым звуком оказался свист чайника. Должно быть, бабушка готовит завтрак: звенит посуда, хлопают дверцы, шуршат упаковки.

Лира отвыкла от подобного. У них с Мари были разные графики, и, если одна спала, вторая старалась не шуметь. И чайник, разумеется, отключался сам. Нужно как-то входить в новый режим. Интересно, старшеклассники нуждаются в компании по утрам?

Кое-как отодрав неотдохнувшее тело от дивана, села, ударившись коленкой о журнальный столик. Спать легла в гостиной, уступив свободную кровать Ольге Федоровне. А вот и она.

– Доброе утро. Ты будешь овсянку или гренки?

Обычно она выпивала стакан теплой воды, тянулась минут двадцать, принимала душ и только потом склевывала длинные углеводы. Но желудок напомнил, что последней твердой пищей был перекус на борту «Боинга».

– Доброе. Овсянку, спасибо. Лёва тоже проснулся?

– Какой там, спит.

– Я самую малость разомнусь, хорошо?

Если бабушка и была недовольна, ничего не сказала. Ее невестка, посвятившая жизнь балету, не пропустила ни одной растяжки. Этому правилу следовала и Лира. Сменив карьеру балерины на профессию хореографа, она оставалась в форме и всегда могла исполнить сочиненное наравне с опытными танцовщиками. Закулисная работа была ей больше по душе. Артур считал это глупостью. «Пока молода и хороша собой, нужно этим пользоваться. Оглянуться не успеешь, как тебе будет под пятьдесят, а вокруг сплошь молодые и талантливые».

Из Лёвиной комнаты раздавалось клацанье компьютерной клавиатуры. Она помялась у закрытой двери, но стучать не стала, рассудив, что когда захочет, тогда и покажется.

Протерев запотевшее зеркало в ванной, Ли увидела ровно то, что ожидала: бледная поганка с пушистыми ресницами. Этот легкий тюнинг избавлял от участи приведения по утрам. Оставив декоративку на дне пузатого несессера, она ограничилась уходовыми средствами. Собрала волосы в хвост, и показались сережки-пины – серебряные дуги с прозрачными камушками.

– А вы пойдете с нами на квартиру? – спросила Лира, входя на кухню.

Было непривычно видеть, что кто-то другой снует между плитой и разделочным столом, вынимает из ящика столовые приборы.

– Нет, и тебе не следует, – сказала Ольга Федоровна, ставя перед ней тарелку и подсаживаясь к своей чашке.

– Поч…

– Ты не должна идти у него на поводу. Мальчик станет вить из тебя веревки, если не проявишь характер.

– Но я тоже не хочу здесь жить, – возразила Лира, набирая на ложку овсянку, минуя желтую лужицу.