В тот же момент у меня перед глазами развернулась картина: он обнимает меня, я чувствую силу его рук, вижу, как они скользят по моему платью…

«Блин! Да что же это такое?» – на этот раз вслух и так громко, что несколько человек обернулись ко мне аж с первых рядов, произнесла я.

Гюнтер по-прежнему спокойно и деловито точил карандаш, не замечая моего состояния (или только притворяясь, что не замечает?)

От него исходила неимоверно мощная сексуальная энергия, накатывая на меня огромными волнами (подобно девятому валу на картине Айвазовского), захватывая меня в свою власть и не оставляя мне ни одного шанса на спасение!

Я старалась бороться с собой, не смотреть на его руки, но… Он склонялся ко мне, чтобы что-то тихо сказать на ухо, я чувствовала его горячее дыхание на своей шее – и новая волна страсти накрывала меня с головой.

Я пыталась сосредоточиться на теме, но ловила себя на том, что рассматриваю чувственный изгиб его губ…

«Ёлки-палки», – размышляла я в смятении, – «это какое-то наваждение! Или колдовство?»

Будто некая чуждая мне сила – грозная, но томная и сладостная, внезапно вторглась в мою спокойную и размеренную жизнь, перевернув всё с ног на голову, поработив мою волю и подчинив себе мой разум.

Вот он стоит у стола и наливает кофе в чашку…

Я рассматриваю изгиб его спины, его стриженый затылок…

Сердце делает скачок в груди и начинает своё медленное и свободное падение. По жилам у меня растекается огонь, снова вызывая головокружение и страшное по своей силе желание. Желание прикоснуться к нему, очутиться в его объятиях…

Четыре дня семинара пролетели как одно мгновение.

Раскачиваться на волнах страсти в мечтах было неимоверно приятно, а вот общаться с Гюнтером в реальности оказалось почему-то трудно. Он не понимал многих элементарных вещей, когда речь заходила об отношениях и чувствах, а также был иногда напорист и нетерпелив – до грубости.

Например, на третий день семинара, гуляя со мной в обеденный перерыв по лесу, он вдруг сказал: «Надо подумать, кто из нас к кому переедет, когда мы поженимся».

Решив, что он пошутил (ведь мы вообще ещё не знали друг друга и у нас не было никаких отношений), я ответила:

– А как насчёт того, чтобы сначала сделать мне предложение?

С нескрываемым удивлением он спросил:

– А зачем?

То, что я считала шуткой, было для него уже решённым вопросом – мы обязательно поженимся и даже очень скоро!

В моём понимании это была наглость, и я почувствовала внутри себя протест и гнев – он строил планы, даже не спросив моего мнения! Да мы же с ним почти не знакомы! Он что, с ума сошёл?

Я и не заметила, как начала ускорять шаг – движение всегда успокаивало меня, помогая привести мысли в порядок. Но не на этот раз.

Я уже почти бегом неслась по лесу и он еле успевал за мной, перепрыгивая через канавы и сухие ветки. В какой-то момент, совсем запыхавшись, я круто затормозила и обернулась к нему:

– Гюнтер, мне бы хотелось, чтобы ты понял…

Он был весь потный, с паутиной в волосах, и я поневоле рассмеялась.

Подбежав ко мне, он вдруг схватил меня за руку и больно сдавил её:

– Не смей, – прошипел он, – не смей делать из меня посмешище!

Мне захотелось расплакаться – он совсем не понял меня, причинил мне боль и напугал этим своим шипением… и бешенством в глазах.

Я знала уже, что говорить с ним сейчас – бесполезно.

Мы молча пошли обратно.

После семинара он отвёз меня в город, в котором я живу, всю дорогу крепко держа меня за руку и путано извиняясь за то, что напугал меня тогда в лесу… А потом долго-долго целовал меня в подъезде, прежде чем уехать домой.

Стоя перед зеркалом в ванной комнате и разглядывая свои странные, будто пьяные, глаза, я как-то глупо улыбнулась и сказала своему отражению: