— Хочу увидеть ребенка.

Я дала знак, и медсестра принесла девочку. Когда тебя приложили к груди, я разрыдалась. С тех пор ты моя внучка, самая родная! — Виолетта Генриховна говорила сквозь слезы. — Надеюсь, после этого признания ты не перестанешь считать меня своей бабушкой.

Я не могла поверить в то, что услышала. Как смогу теперь называть ее «бабуля»? А маму? По имени и отчеству?

— Значит, моя мать — не моя? — первое, что пришло в голову.

— Твоя. И всегда будет твоей. Она же вырастила тебя!

— Но кто биологическая матушка — неизвестно?.. — я схватилась за голову.

— Послушай, Кеша… Мы же не делали ДНК экспертизу. Ты похожа на нас, так что, скорее всего, именно ты и есть наша!

— Скорее всего… — повторила я, словно попугай. — Но это неточно! Мама знает?

— Нет. Мне бы не хотелось, чтобы до нее дошла эта информация. Сама понимаешь, Лера такая ранимая! К тому же это ничего не меняет.

Возникла пауза. Бабушка сосредоточенно рассматривала свой маникюр. А я не могла привести мысли в порядок. Видно, по ее мнению, в отличие от матери, я «толстокожая», меня можно ранить — переживу.

— Так значит ты хочешь, чтобы я сделала тест? — уныло предположила я.

— Конечно же, нет!

— А что тогда?

— Помоги мне найти того мальчика.

Я вздрогнула. Нет, нет, нет! Ни за какие награды я не буду ворошить прошлое. Меня совершенно не волнует чужая судьба. На то она и чужая! И вообще, в этой ситуации я — потерпевшая, а не виновник!

— Найми детектива. Из меня не лучшая ищейка.

— Я уже искала его. До пяти лет помогала его матери, присылала деньги, подписывая их как подарок от дальнего родственника. Первый раз девушка испугалась, но потом привыкла и стала ждать заветный конверт.

— Значит, ты перед ними не в долгу. Живи спокойно, — пробормотала я тихим голосом.

— Это не все. Когда мальчику исполнилось пять, Лера Павлова пропала. Ребенок остался сиротой. Его определили в детский дом. Я сразу же отправилась за ним, но не успела. Прямо перед моим носом мальчика забрали в семью. Новая фамилия, адрес, жизнь. Я пыталась разыскать его, но тщетно. Ни уговоры, ни деньги, ни связи — ничего не помогло. Ребенок словно растворился.

Сначала я успокаивала себя, внушая, что это судьба. Малыш в заботливых руках приемных родителей. Но легче не становилось. Он постоянно снился мне: плакал, кричал, звал бабушкой.

В конце концов, я попала в больницу с нервным срывом. Ты была маленькой, не помнишь, наверное. Там познакомилась со старушкой — знахаркой, она без слов поняла мою печаль. Прошептала что-то, дала настойку из трав и мне стало лучше. Когда мы расставались, я спросила у нее, как жить дальше.

— Расти внучку, ей твоя забота нужнее. У мальчика своя судьба. Не найдешь ты его, — сообщила она.

— Умоляю, помогите мне! — рыдая, я встала на колени.

— Молиться нужно не мне! — отрезала она. — Но хорошо, раз настаиваешь, помогу. Вот узелок, передай своей внучке, когда поймешь, что пора. Сон тебе приснится. Что дальше — узнаешь. Но на чудо не надейся, жизнь сама всех рассудит.

Бабуля замолчала, ожидая моей реакции.

— Я не буду искать чужого мужика! Сама подумай, он уже взрослый! Что я ему скажу? «Здравствуйте, я ваша…» Кто?! Сестра по несчастью? Да и захочет ли он узнать о том, что произошло почти тридцать лет назад? Ты подумала об этом?! — я сорвалась на крик. Слезы — редкие гости в моих глазах, стекали по щекам прямо на шелковую блузку.

Лицо Виолетты Генриховны стало еще печальнее.

— Прости, что вываливаю на тебя все это. Но представь, двадцать шесть лет я изо дня в день засыпаю и просыпаюсь с мыслью о том самом мальчике.

— Зачем тебе нужно его искать, если ты не собираешься делать тест ДНК?