Когда выпадала возможность обсудить врачебные штуки, Шаокат не нуждался в поощрении.

– Когда я только стал врачом, то проводил женские консультации. Сейчас это в прошлом. Ко мне на прием пришла пациентка с ангиной, а также с младенцем в слинге. Я даже не знал о ее беременности.

– У меня лучшая работа на свете, – виновато сказал Джо. – Хоть министр здравоохранения и стремится превратить жизни всех младших врачей в ад. Вот, посмотрите. – Он выхватил из кармана телефон и показал Ясмин и Шаокату эсэмэску: «Мы назвали его Джозефом! Спасибо!! хxx». К сообщению прилагалась фотка крепко зажмурившегося просвечивающегося личика.

– Мило, – сказала Ясмин. – Но… Ты что, даешь свой номер пациенткам? Так нельзя. Это запрещено общими правилами Траста здравоохранения.

– Да, но иногда правила бывают немного дурацкими, – возразил Джо. – В отделении висит объявление: мол, сотрудники, попавшиеся на воровстве чая или печенья с сервировочной тележки, подлежат дисциплинарному взысканию. За печенье с кремовой начинкой. Серьезно? Оно даже не фирменное! Обыкновенное уцененное печенье в картонных коробках под маркой супермаркета. Зря мы прекратили забастовку.

Шаокат провел языком по губам. Ранее в том же месяце, когда младшие врачи отменили первый из пяти запланированных забастовочных дней, он выразил надежду, что проблема успешно разрешена. Медицина – это призвание, предназначение, предначертание, а не конвейер. Поведение фабричных рабочих не пристало младшим врачам. Ясмин, в прошлом ноябре голосовавшая за забастовку, в январский и февральский забастовочные дни продолжала работать в обычном режиме, боясь отцовского осуждения. Но в апреле, когда разразилась всеобщая забастовка, вышла на демонстрацию вместе с Джо. Это было частью их начинающегося романа. О которой она предпочитала не распространяться.

– Не скучаешь по женским консультациям? – спросила она, надеясь отвлечь отца от проповеди против забастовок.

– Я читал о синдроме амниотических перетяжек, – сказал он и стал расспрашивать Джо, насколько часто он сталкивался с этой редкой патологией, каковы шансы обнаружить ее при УЗИ и в чем заключаются сложности корректирующей внутриутробной операции.

Баба не говорил ничего предосудительного. Но его пиджак был слишком широк в плечах. Возможно, он все-таки усох – если не в высоту, то в ширину? Здесь, в Примроуз-Хилл, его лучший костюм выглядел потрепанным. «Лучше бы он оделся неформально», – подумала Ясмин, на секунду забыв, что у ее отца нет никакой неформальной одежды, не считая тренировочного костюма.

– Что ж, – произнес Шаокат, удовлетворив свой интерес, – наша семья – акушер-гинеколог, врач общей практики и гериатр – представляет собой Национальную систему здравоохранения в миниатюре, от колыбели до могилы.

– Я еще не определилась, – сказала Ясмин. Через несколько месяцев ее должны были перевести из отделения по уходу за престарелыми. План всегда состоял в том, чтобы впоследствии избрать гериатрию своей специальностью, но каким образом этот план нарисовался, было загадкой для нее самой. Шаокат одарил ее улыбкой, словно его позабавила ее внезапная причуда.

– Я буду горд, – сказал он, – называть тебя сыном. – Отвесив церемонный сидячий поклон Джо, он повернулся к Ясмин. Она приготовилась к пространной речи о природе отцовства или советам по поводу их совместного будущего, но он сказал только: – Если удастся побудить твою мать, полагаю, нам следует начать путешествие домой.

Прощания были полны воодушевления и обещаний. Ма заключила Гарриет в долгие крепкие объятия, а та, хоть и предпочитала ограничиваться воздушными поцелуями, почти полностью обхватила Анису за талию. Не забывайте же, и обязательно приходите, и конечно нет, и конечно да, и как чудесно, и очень-очень то и сё – пока они наконец не оторвались друг от друга.