ОЛЬГА. Есть женщины, которых язык не поворачивается назвать женщиной. Вот «тетенька» для них – самое то. Мне кажется, ты классическая тетенька. Стоишь сейчас, как елка прошлогодняя, посередине комнаты, и выбросить жалко и оставить тошно.
Черная юбочка в складочку, мешковатый пиНжачок цвета осенней грязи. Не удивлюсь, если ещё кримпленовый. С хилой гулькой на голове.
Руки с обглоданными ногтями, не знающие маникюра. Все лицо от страданий стекает вниз, не догнать уже.
Муж есть, но так для порядка. Чтоб был. Чтобы как у всех. Не для радости, а для того чтобы руки было чем занять. Готовить, стирать, убирать, ублажать.
Тряпичные стенки коридора между пространствами становятся прозрачными.
Из-за спины ГРАФ 'o Мана появляется ЗОМ в шутовском колпаке с грубым советским рупорным громкоговорителем. Направляет рупор к стене кабинета Ольги. Оглядывается на Надежду. Молча «подсказывает» Ольге в громкоговоритель.
ОЛЬГА (продолжает). Волнуешься все. Суетишься. Готова делать все, что угодно за нежный взгляд, доброе слово, за похвалу и одобрение. Виляешь хвостом перед вечно недовольным хозяином.
И терпишь, терпишь, терпишь. Его загулы терпишь, невнимание, грубость, измены. Чего ты там еще терпишь, отказавшись от себя и от собственной жизни?
Он ноги о тебя вытирает, а ты входишь в положение, прощаешь. Поревешь в подушку, наденешь дежурную улыбку и вперед, навстречу светлому будущему.
НАДЕЖДА (подходя ближе к зеркалу). Неужели это все видно уже даже по телефону?!
(Ольге) Все пункты мимо, дорогая, ясновидящая. Разве что только один. Я и правда долго могу терпеть.
ОЛЬГА. Лицом к лицу лица не увидать. Все настоящее видно на расстоянии.
Надежда стоит у зеркала. Ольга подходит к стене-занавеске
ОЛЬГА. Эй, алло, ты где? Алло! Куда пропала? Алллллоооо! Обиделась что ли?
НАДЕЖДА. Да нет, все хорошо. Все нормально.
ОЛЬГА (раздраженно). Вот что хорошо? Что нормально? Я ее тут чихвощу из души в душу, а ей все нормально. Как в сказке про Морозку. Дедуся добрый прибавляет минуса в холодильнике и интересуется нежно: «Тепло ли тебе девица? Тепло ли тебе красная?»
НАДЕЖДА. Да. Хорошая сказка.
ОЛЬГА. И дураку ж понятно, что коленки уже друг о дружку звенят. А Настенька приторным голоском: «Тепло, Морозушко, тепло батюшка».
НАДЕЖДА. Да, милая девушка Настенька.
ОЛЬГА (со злостью). Да что ж такое-то, два пальца в рот! И дождалась Настенька, слов неслыханных: «Хорошая ты девица, не перечливая. На вот шубу мою, лапушка!
НАДЕЖДА. Как хорошо вы ее пересказали.
ОЛЬГА. Любимая сказка небось в детстве у тебя была? Ждёшь шубу- то поди до сих пор? Думаешь если никому не перечить, то счастье тебе привалит полную телегу?
НАДЕЖДА. Я не умею разговаривать с грубыми людьми.
ОЛЬГА. Да пора бы уже научиться. Не девочка, небось? Таких как я кругом пруд пруди.
НАДЕЖДА. Мне проще промолчать, чем связываться.
ОЛЬГА. Звучит очень свысока. Таких как я надо уметь ставить на место. Вот сама не умеешь и сына своего не научила. Вот и достался он такой же стерве, как я.
НАДЕЖДА. Стервам всегда хорошие мужчины достаются. Закон подлости.
ОЛЬГА. Хотя ведь не факт, что такие, как ты лучше. Опыт показывает, что мух в варенье тонет больше, чем в уксусе.
НАДЕЖДА. Не проверяла.
ОЛЬГА. Мне вот такие как ты 30 лет в спину шипели. "Какой хороший мужик, а такой мегере достался. Бедный он бедный." А мне и самой его жалко было. Царствие небесное.
НАДЕЖДА (громче). Так ведь оно так и есть.
ОЛЬГА. Поэтому я на стороне твоей невестки, а не сына твоего. И у меня другие любимые сказки были.
НАДЕЖДА (резко меняя тон). Какие интересно? Ты верно в «Курочке Рябе» все яйца перебила? И особенное, которое тебе судьба снесла. Всю жизнь его долбила. А как упало и разбилось, то слезы горькие льешь. Льешь-льешь, я вижу. Не удержала яичко-то в руках. Вот оно и разбилось.