– Спасибо вам, доктор!.. Спасибо огромное! – толком не зная за что – наверное, за радостное известие, за что же ещё?.. – благодарила бывшая больная.

Женщины тепло попрощались, дверь за Ниной Ивановной, размазывающей слёзы по щекам, закрылась.

Тут же вошла следующая посетительница – сухонькая, изрядно согнутая годами женщина лет шестидесяти.

Врач приняла амбулаторную карту, полистала, невесело вздохнула.

«И этой лекарства не помогают. Ох уж, этот рак!..»

Помолчала, внимательно посмотрела на пришедшую. Что ж…

– Ирина Никифоровна! – начала решительно. – Пока будете принимать те же лекарства по прежней схеме. Ко мне придёте через месяц. Перед приходом сдадите кровь на анализ, вот направления… И ещё, это важно, очень: ни в коем случае не ешьте… – пристально пальнула в пациентку взглядом поверх очков, прямо в глаза, – маринованных помидоров. Под страхом смерти!.. Ослушаетесь – умрёте!..

– Да не буду, не буду, конечно, – немного испуганно пожала плечами женщина. – Да я их, если честно, и не люблю вовсе! Вот свежие – да, очень, а маринованные… Равнодушна к ним как-то. Невкусные они. Ненастоящие какие-то…

– Всего хорошего, Ирина Никифоровна!.. До встречи через месяц. И помните про помидоры.

– Да чего ж там помнить! – уже на полпути к двери, не оборачиваясь, откликнулась посетительница. – Сказала же: не буду я их! Не люблю!..

«Ну-ну… – лукаво улыбнулась в её сутулую спину врач. – Не буду, не люблю… Посмотрим!..»

Политические

Поезд плавно набирал ход. За окном опять поплыли поля, покрытые ржавой пожухлой травой, скудно припорошенные снегом и неприглядно обрамлённые по краям редким серым кустарником, небогатыми невысокими лесополосами.

«Да, негусто снега в этом году, – почему-то грустно вздохнув, подумал Иван Михайлович. – А пора бы, конец ноября как-никак. И в купе никто не подсел. Не очень-то люди путешествуют поздней осенью да зимой, куда в эту пору ехать?..»

Михалыч ехал один от самой Самары. Скучно. Он был общительным человеком, любил весёлые компании. Ну, пусть не полное купе – хоть кто-нибудь занял бы полку напротив, и то ехать было бы гораздо веселее за разговором…

На подъезде к Свердловску надеждам Михалыча суждено было оправдаться: в купе, опираясь на палочку, вошёл невысокий пожилой мужчина, седой, с глубокими залысинами, открывавшими широкий крутолобый череп.

– Здорово, сосед! – весело поприветствовал он Михалыча, буквально впившись в него глубоко посаженными маленькими, цепкими глазками. Вероятно оставшись довольным увиденным, вновь прибывший широко и добродушно улыбнулся: «Будем знакомиться, али как?..»

– А чего ж не познакомиться?.. – охотно согласился Михалыч. – Мы добрым людям завсегда рады. – Иван Михайлович.

Попутчик ему понравился с первого взгляда, и не потому вовсе, что Иван Михайлович истосковался по собеседникам, просто понравился и всё. «Добрый человек», – определил Михалыч.

– Ну а меня Семёном кличут, – представился в ответ попутчик и поправился.

– Семёном Петровичем. Куда путь держим?..

– Тобольские мы, там проживаем, туда и катим.

– Ну, а мне до Сургута пилить, – вошедший поднял свободную нижнюю полку, пристроил видавший виды кожаный чемоданишко, поставил к окну яркий полиэтиленовый пакет, расписанный разноцветными надписями на иностранном языке. Или языках, кто ж его разберёт?..

Слово за слово, вскоре мужчины оживлённо болтали как старые знакомые, и на столе незатейливо нарисовалась вынутая из красочного пакета бутылка водки, которую тут же живописно окружили полбуханки чёрного хлеба, свежие огурцы и помидоры, расстелился-развернулся восхитительно пахнущий свёрток, в котором оказалась предусмотрительно нарезанная тонкими кусочками копчёная колбаска. Новые знакомые щедро плеснули в стаканы, взятые у проводницы, выпили за знакомство, закусили. Михалыч сразу раскраснелся, глаза весело заблестели.