Со смертью Феодосия II царский трон по праву длительного правления принадлежал Пульхерии, однако в истории Византийской империи не было обычая, чтобы женщина непосредственно занимала трон. Тогда Пульхерия сделала оригинальный ход: она избрала себе в мужья начальника придворной гвардии, боярина Маркиана, предложив ему императорскую корону и свою руку с клятвой «соблюсти девственную чистоту неосквернену». В то время этой непорочной деве-царице было пятьдесят четыре года.

Остается добавить, что Софья, разумеется, хорошо знала и о самостоятельном правлении великой киевской княгини Ольги, и о матери Иоанна IV Елене Глинской. Под предлогом ухода за больным государем Софья стала присутствовать на всех приемах и совещаниях в царском дворце, внимательно слушала, о чем говорят государевы советники Федору Алексеевичу. Постепенно царевна овладела всем механизмом государственного управления, она уже сама разбиралась в наиболее важных вопросах политической жизни страны.

Сделав успешно первые шаги, Софья осознала, что для дальнейшего движения к намеченной цели ей нужны надежные, преданные соратники. На исходе царствования Федора Алексеевича она нашла себе не только единомышленника, но и сердечного друга в лице ближнего министра больного царя молодого князя Василия Васильевича Голицына, которому суждено было сыграть видную роль в истории Российского государства.

Боярский сын князь В.В. Голицын происходил из знатного рода, представители которого в истории России прославились в государственных делах и ратных подвигах. С ранних лет юный князь уже исполнял придворные обязанности и в конце царствования Алексея Михайловича был его первым стольником [11]. Василий Васильевич получил прекрасное по своему времени воспитание: он знал греческий, латинский и немецкий языки. Обладая природным разносторонним умом, Голицын лучше других усвоил западноевропейское образование. По мнению француза Невилля, князь, скорее политик, нежели воин, вместе с Артамоном Матвеевым стоял выше всех знатных москвичей, блистая яркой звездой среди грубых соотечественников. В своем сочинении о Московии этот иностранец так писал о В.В. Голицыне: «Явясь на аудиенцию к нему, я думал, что явился к какому-нибудь итальянскому герцогу, все блистало в доме Голицына великолепием и вкусом. В продолжении беседы на латинском языке он расспрашивал меня о войне императора и его союзников с королем французским, о революции английской и других европейских событиях. Предлагал мне различных сортов вина и водки, но сам ничего не пил». Действительно, Василий Васильевич не пил и являл собой прямую противоположность своему двоюродному брату Б.А. Голицыну, любимцу и фавориту молодого Петра, которого презирал за пьянство. О Борисе Алексеевиче же Невилль оставил такую записку: «На аудиенции со мной он выпил несколько ковшей водки, и вся его беседа состояла только в питье. Я ничего не мог добиться от этого пьяницы».

По признанию современников и историографов, князь В.В. Голицын был одним из самых выдающихся сановников последней четверти XVII столетия, близко стоявших у царского трона. Из придворной знати он выделялся прежде всего как государственный деятель, высказывая уже в то время важные идеи о создании регулярной армии, распространении народного образования, об улучшении положения крепостных крестьян и другие. Как отмечал В.О. Ключевский, молодой князь В.В. Голицын «уходил от действительности гораздо дальше старших». Уже в первый год царствования Федора Алексеевича В.В. Голицын был пожалован в бояре и наряду с постельничим И.М. Языковым и стольником А.Т. Лихачевым стал ближайшим сотрудником царя. В 1677 году за походы русских войск на Украину и взятие в плен гетмана П.Д. Дорошенко князь получил почетное звание наместника Новгорода. Знатное происхождение, образование и способности, внимание монарха к его военной и государственной деятельности, по определению С.М. Соловьева, сделали В.В. Голицына «представительнее и способнее всех бояр» второй половины 70-х годов.