Анна Владимировна. (Строго.) А шептались о чем?

Вениамин Елисеевич. (Сочиняет на ходу.) Да она интересовалась, как поживает моя любимая женушка. А я строго ей сказал, что с посторонними дамами разговоров не завожу.

Анна Владимировна. (Сомневаясь.) Ну-ну. (Смягчившись.) Знаю я вас – аферистов. Пыли в глаза напустите, что и опомниться не успеем. До чего ж чувствительно девичье сердце до комплиментов.

Вениамин Елисеевич. (Решив сменить тему). Мне давеча брат мой из города письмо прислал.

Анна Владимировна. Это какой же?

Вениамин Елисеевич. Да, Арсений Петрович.

Анна Владимировна. Помню его. Один он из вас четырех братьев самым толковым оказался: в город переехал, да конторку завел. Дала, опять же, неплохо идут, по местным то меркам.

Вениамин Елисеевич. Он у нас молодец. Что сказать? Так вот он письмо прислал, сто сын наш, Поликарпушка, совсем от рук отбился. Хорошо, что я братца-то попросил за ним приглядывать, да докладывать: как он там, да что.

Анна Владимировна. (Вскакивая.) Как отбился?! Он же на учебу уехал, да и в средствах стеснен никогда не был. На дитятку родную никогда денег не жалели.

Вениамин Елисеевич. Вот в том-то и дело. Разбаловали. А я предупреждал. Да, только ж с вами разве поспоришь?

Анна Владимировна. А ну, цыц! Сыночка мой любимый. Кого ж радовать-то?

Вениамин Елисеевич. (Неуверенно.) Меня можно-с…

Анна Владимировна. Ты и так не обделен. Как на мне жанился, так до сих пор и радуешься. Или что? Опять плохо тебе?!

Вениамин Елисеевич. Нет-нет, Аннушка. Я счастлив.

Анна Владимировна. Так-то. Поликарпушка-то наш, что?

Вениамин Елисеевич. Арсений пишет, что учебу совсем забросил, на занятия не является, ведет праздную жизнь. Так и капиталы-то наши все разбазарит.

Анна Владимировна. Что же делать? Надо его как-то на путь наставить. Поезжай в город, да потолкуй с ним. (Вытирая слезы платком и причитая.) Мать-то поди не послушает. Уж больно сердце материнское до дитятки жалостливое. (Успокоившись.) А ты прикрикни, да построже! Глядишь – одумается. Припугни, на крайний случай, чем.

Вениамин Елисеевич. Да, чем же его припугнешь-то? Я тебе вот, что скажу, Аннушка. Женить его надо и вся дурь мигом слетит. Это я по себе знаю. Ничто не делает из мужчины человека, как женитьба на строгой и ответственной барышне.

Анна Владимировна. Как женить?! Женить?! Не для того я дитятку растила, чтобы отдать в лапы первой попавшейся вертихвостке! Да и мал он еще для женитьбы-то!

Вениамин Елисеевич. (Искренне недоумевая.) Да, как же мал? (Смеясь.) Когда ему через месяц тридцать годов-то стукнет?

Анна Владимировна. Все равно мал! Рано жениться ему, я сказала! Не бывать этому никогда! Сыночка должен с мамой жить в знак благодарности за бессонные ночи, что растила, как цветочек луговой.

Вениамин Елисеевич. Вот-вот, цветочек луговой. Таким он и вырос… Ответственности нет, чувств-с тоже. Прожигает жизнь, не думая о будущем. А женить, чем плохо-то? Детишки, внуки пойдут, род наш продолжат, да и самому-то на старости лет будет душа родная. Что плохого-то? А то, ведь, капиталы-то наши пропадут. Кому передавать будем?

Анна Владимировна. И то верно. Но найду жену сама ему, какую я выберу!

Вениамин Елисеевич. Это можно, только, вот, ежели, сам он невесту раньше приведет, то обещай, что встревать не будешь.

Анна Владимировна. (Смеясь.) Да, где ж ему невесту найти?! У него поди одни гулянки на уме. Девиц в жены и вовсе не рассматривает, только, как забаву.

Вениамин Елисеевич. Давай так: я съезжу, потолкую с отпрыском-то, ежели, сам невесту найдет, на той и женим, что сама выберешь.

Анна Владимировна. Будь по-твоему, только, зная моего сына, не будет он искать себе никакую жену. (Плача и вытирая глаза платком.) Если только не заманит его в сети вертихвостка.