Борясь с подступающими слезами, королева осушила бокал. Уже давно она приучила себя не думать о жестоком конце матери. В детстве Елизавета была жадной до подробностей, глотала их и потом мучилась, поскольку ум отказывался переваривать столь страшные картины. Письмо Алесса снова столкнуло ее с ужасной правдой тех далеких дней. Елизавета побрела в спальню, взяла первый попавшийся носовой платок и присела на кровать, продолжая думать о письме Алесса. Когда Кэт зашла в спальню, чтобы переодеть королеву к вечеру, то застала ее сидящей в темноте.

– Боже мой, Бесс, чего ты тут сидишь впотьмах?

Наедине с Елизаветой камер-фрау снова становилась прежней заботливой Кэт.

– Прочти. – Елизавета подала ей письмо.

Кэт грузно опустилась на кровать, и вдруг Елизавета снова превратилась в девчонку, горько рыдающую на пышной груди своей гувернантки. Молодая королева плакала по матери, которую практически не знала, но которой ей так недоставало.

– Франция – наш враг, – заявил на совете Сесил. – Любая война сейчас имела бы для нас плачевные последствия. Казна пуста. Страна обеднела. В этой ситуации нам крайне важно сохранить нашу давнюю дружбу с Испанией.

Произнеся это, он внимательно посмотрел на Елизавету.

– Мы с благодарностью примем любые дружественные шаги короля Филиппа, – сказала она. – А пока, мои лорды, я хочу выслушать ваши советы по одному деликатному вопросу. Став королевой, я велела парламенту отменить указ, объявлявший брак моей матери незаконным, а меня – незаконнорожденной. Вы знаете обстоятельства, вынудившие парламент принять этот указ. Он превратил меня в побочную дочь Генриха Восьмого… Я хочу, чтобы указ был отменен.

В зале стало тихо. Советники смущенно переглядывались. Потом слово взял Бэкон:

– Ваше величество, я бы советовал вам не делать этого. Королева Анна была несправедливо осуждена, да упокоит Господь ее душу. Но в Англии еще достаточно тех, кто считает обвинения в ее адрес вполне обоснованными. В первую очередь я говорю о католиках. Обвинения против вашей матери ложны, и все, кто сидит в этом зале, придерживаются того же мнения. Однако, к великому сожалению, чудовищность и скандальность этих обвинений почему-то завораживающе действует на людей и кажется им правдой. Если мы снова вытащим на свет божий события более чем двадцатилетней давности, это породит множество кривотолков и даст вашим врагам больше оснований для клеветы. Подобное положение вещей было бы даже опаснее, чем лежащее на вас пятно побочного ребенка короля. Я советую вам не тревожить прах вашей прекрасной матери.

Елизавета кусала губы, чтобы не заплакать.

– Что же получается, мои лорды? Мой Тайный совет трепещет перед какими-то клеветниками. Оказывается, даже став королевой, я не могу восстановить доброе имя своей матери, – с горечью бросила она собравшимся.

– Ваше величество, я бы тоже советовал вам не бередить прошлое, – вмешался герцог Сассекский.

Этот лысый человек с близко посаженными глазами отличался большим жизненным опытом. Выслушав его, остальные согласно закивали.

– Правда все равно восторжествует! – возвысила голос Елизавета. – Запомните мои слова. Имя моей матери не останется покрытым вечным позором.

Сказав это, Елизавета торопливо покинула зал и отправилась в свои покои, шелестя подолом платья. Две фрейлины поспешно вскочили и застыли в реверансе. Елизавета отослала их, оставшись одна… Она столько лет мечтала об этом дне. Ждала момента, когда очистит имя матери от всех нелепых и клеветнических обвинений, а свое имя – от пятна незаконнорожденной. Но Бэкон был прав. Анну Болейн обвиняли в прелюбодеянии, кровосмесительстве и государственной измене. Прошедшие двадцать два года ничуть не обелили ее репутацию. В Европе и сейчас имя Анны произносили с презрительной усмешкой, добавляя оскорбительные эпитеты. Если только Елизавета решится разбудить спящих псов клеветы, найдется немало тех, кто будет шептаться по углам: «Дочка-то вся в мамочку. Яблоко от яблоньки недалеко падает». Этого она не могла допустить. И в то же время Елизавета твердо решила, что возьмет своим королевским девизом девиз ее матери: «Semper eadem» – «Всегда та же». А своим гербом сделает белого сокола, увенчанного короной (такой был на гербе Анны) и восседающего на пне в окружении роз – символа Тюдоров. Для Елизаветы пень символизировал еще и жизнь матери, оборвавшуюся задолго до срока.