Рыбные рестораны в Венеции считаются лучшими в Италии. В одном из них вы с Андреем отмечаете твое боевое крещение в местном казино.
Была рулетка.
– Смотри, как это делается! – Смотришь, ожидаешь: сейчас твой друг Андрей покажет и объяснит правила. Показывает и объясняет:
– Давай – сначала триста, начнем с малого.
– Лир?
– Каких лир – долларов! Твоих. Буду ставить я – а ты смотри. Учись.
Твои доллары из рук Андрея немедленно и одноразово перекочевывают на столик к крупье – и там остаются. Для тебя – навсегда. Андрей обещает за тебя отыграться – когда-нибудь, в другой раз. В другой жизни? Урок быстрый и впечатляющий.
Следовало ли учиться такой ценой? (Жаль, конечно, этих трех сотен – совсем они не лишние – и ты перекладываешь потощавший бумажник поглубже в карман – тот, что подальше). Зато сегодня ты знаешь – следовало! Потому что эти три сотни сэкономят тебе в будущем, наверное, не одну тысячу: с той поры ты “упертый” скептик, ты не веришь в шальные деньги и потому избегаешь игральный стол, обходишь стороной рулетку вместе с “черным Джеком”, что есть разновидность игры в ”21” – в “очко”, попросту. Разве что так, в автомате оставишь десятку-другую.
А вот на ужин – не следовало тебе есть неведомых моллюсков здесь в ресторане…
Поезд из Падуи в Женеву идет часов восемь. Меняется форма пограничников, таможенников. Меняется язык станционных вывесок. Но меняешься и ты… Наконец, – платформа вокзала, и на ней – Шаргородский. Узнает тебя Лёва не сразу. Да ты и сам ужасаешься, – случайно взглянув поутру в зеркало, обнаруживаешь опухшую, с мешками под ставшими совсем узкими глазами физиономию – аллергия! Не иначе – после ужина, завершившего ностальгический день в Венеции. Не надо было, наверное, заказывать это блюдо. А как такого не отведать – моллюски в Венеции!
Обещал ты вернуться к рассказу о Левушке, что сейчас с удовольствием и делаешь. Известен благополучный и ухоженный вид женевцев и женевок, их маленьких женевят, их домов, их автомобилей. Во Франции, в Италии старых машин – пруд пруди. А в Женеве – нет. И еще в Швейцарии нет антисемитизма. Наверное, потому, что нет (ну, почти нет) евреев.
А те, что есть – около 30 тысяч на всю Женеву – люди состоятельные, живущие замкнуто; кажется, по принципу “не высовываться”. Хотя шли в свое время разговоры о том, что, мол, в центре города снесли старое историческое здание, смахнули со строительной площадки пыль веков и построили современный универсальный магазин, владеет которым еврейская семья…
И есть еще в Женеве полторы тысячи русских. Вспомним, что это пока восьмидесятые, – так? Точнее, пока столько здесь “советских”, не эмигрантов. Голоса их жен, вполне внятно окликающих друг друга в самом недорогом универмаге Женевы по-русски, здесь слышны всегда. Как-то Шаргород-ский спросил у начальника женевской полиции: “Сколько здесь советских?” – и услышал в ответ – “1,5 тысячи”. Лёва не удовлетворился, он захотел уточнить:
– А сколько среди них шпионов?
– Я же вам сказал – полторы тысячи! – ответил полицейский.
И, наверное, поэтому Лёва, пробегая утром спортивной рысцой вокруг своего квартала (такой у него моцион) и встречая спешащих на работу в ООН по своим шпионским делам бывших соотечественников, бодро окликал их: – “Ну что, сволочи, хорошо здесь?” Теперь они, завидя вдали плотную фигуру бегущего им навстречу Левы, немедленно переходили на другую сторону улицы, туда Лева за ними уже не бежит. Потому что ему надо спешить домой – скоро придут его студенты, изучающие русский язык. И ему совсем неохота специально тратить время на демонстрацию своего отношения к советским дипломатам.