– С тех пор как я оказался здесь, – тихо сказал Иоанн, – во мне борются два чувства. – С одной стороны, мне хочется узнать про всё, что сталось с миром после моей смерти, что стало с Церковью и верой, а с другой – осознаю всю тщетность, суетность и бессмысленность, и даже греховность знания сего в ЭТОМ месте…

Дитмар вскочил и стал затаптывать костёр.

– Хватит болтовни! – прикрикнул он. – Пора возвращаться.

Ну что ж, подумал Олег, ещё одно очко в мою пользу.

Между тем, пока немец разглагольствовал, Беседка Ветров, наконец, начала оправдывать своё название. Подул сильный северо-западный ветер, и ветер этот в считанные минуты разогнал колдовской туман, и, наконец, появилось солнце, а с ним и тепло. Олег прикинул – где-то четыре часа пополудни. Не так уж плохо.

И тут снова заговорил Зов. И не заговорил даже – взорвался в груди раскалённым ядром. Поневоле пришлось подняться, чтобы не свалиться без сил.

– Направление? – спросил Дитмар.

Олег прислушался к себе. Не здесь, не на Беседке. Гораздо ниже. И западнее. Ялта? Нет, дальше. Мисхор? Алупка? А точнее… Непонятно. Где-то у подножия Ай-Петри или ещё ниже.

– Карту!

Немец держал свою самоделку наготове. Астроном показал:

– Где-то здесь. Точнее пока не скажу.

– Да, – согласился гауптштурмфюрер, – тоже чую, что здесь. Эх, скверно получается, ну да ладно. Зачастили, прямо один за другим…

– Сатана глумлив и не даст нам покою, – негромко заметил Иоанн. – Не зря, пока бесовское наваждение клокочет в нас, исчадия вельзевуловы расступаются пред нами…

– Всё, выступаем! – скомандовал немец.

– Куда? – осведомился Олег.

Фон Вернер указал рукой на запад.

– Лучше спуститься через Гурзуфское Седло, – Олег, напротив, указал на восток, – и вон туда, в район бывшей Краснокаменки.

– Олег верно говорит, – неожиданно поддержал Иоанн. – Мне этот путь ведом, поистине самый лёгкий.

– Нет, – отрезал Дитмар. – Это в обход. Некогда. Зов очень сильный.

Некогда ему, подумал Олег. Ладно, через Никитскую яйлу, так через Никитскую. От Романовской трассы, конечно, остались рожки да ножки, и неизвестно, что на спуске с перевала, ну да ладно.

– Я поведу, – заявил он. – Маршрут знакомый.

Он встал, кинул взгляд на Роман-Кош, казавшийся отсюда пологим травяным холмом, и вернулся к обрыву, где раньше стояла Беседка. Надо бы осмотреться, раз уж развиднелось. Внизу угрюмо чернело заросшее сосняком ущелье Авунды. Саму гору глубоко рассекло продольными трещинами. На месте Гурзуфа не было ничего, кроме буйства ядовито-зелёной растительности. Там, где раньше находился Партенит, зиял глубокий кратер, тоже заросший сплошной «зелёнкой». Похоже, тут что-то неслабо жахнуло. И давно. Лишь Аю-Даг стоял незыблем. И море. Море всё так же играло солнечными бликами, как и столетия назад.

Отчаянный крик, полный тоски и страха, донёсся из поднебесья. Три точки – белая и две чёрные, быстро приближались со стороны Бабугана. Приглядевшись, Олег понял, что одна из них – сигнус, и что сигнуса преследуют чёрные птицы. Похожие на громадных воронов, оперение отливает синевой, клювы – крупные, с зазубринами и сильно загнуты книзу. А сигнус… Холодея, он узнал Царевну-Лебедь. Откуда она здесь, почему?

Птицы-загонщики – мельче сигнуса, но умны. Одна атаковала снизу, не давая жертве уйти вниз, в спасительные скалы, а вторая короткими чёрными пике пыталась ударить Царевну сверху, в основание шеи. Лебедь уворачивалась широкими плавными поворотами, и удары проходили мимо. Но вот «ворон» изловчился, сумел достать спину сигнуса когтями. Лебедь заложила вираж прямо над беседкой, снова закричала – и крик этот невозможно было вынести. Олег невольно зажал уши, тем более что и Зов в груди словно с цепи сорвался – требовал, повелевал: на запад! Прочь отсюда!