Пускай цветут вишнёвые аллеи,
Пускай шумят кудрявые дубы.
На голос предков я, с букетом из камелий,
Откликнусь барабанами судьбы.
Каренина
В тревожном колокольном перезвоне,
Усопших поминая про себя,
Каренина застыла на перроне
В последние минуты бытия.
Стихов любовных Вронского тетрадки
С мостами вместе сожжены вчера.
Стотысячных мехов ненужных лапки
Небрежно падают с красивого плеча.
Манит испарина шипящего гиганта.
Она, стряхнувши бремя всех забот,
Воспринимала стук колёс, как бой курантов,
Вдыхая жадно ядовитый креозот.
Сменился семафор на перегоне,
Торговка суетится у лотка.
Осталось одиноко на перроне
Затоптанное кружево платка.
Связь поколений
Я не могу отчаянно не думать
Про барабаны и оранжевый закат.
Когда я двигаюсь в тумане тропкой пумы,
Мне представляется, что вижу я Арбат
Где б ни была – воспоминания бушуют.
Бьют по мозгам, и даже мозжечку.
И мне неведомо, что дети облюбуют,
Куда мой правнук путь проложит по песку
Я потерялась в суматохе поколений
Между Америк, Африк и Москвы.
Вся жизнь моя прошла в преодоленьи
Границ, законов строгих и сумы.
Межпланетный визит
Явилась я с далёкой Андромеды
Без чемоданов, сумок, барахла.
Обутая в резиновые кеды,
Гляжу на золотые купола.
Я световые вёрсты нанизала
На чётки, что купила в Бухаре.
Я помню, как девчонкой приезжала
На площадь трёх вокзалов на заре.
Москва ещё жива, спокойно дышит,
В морозном воздухе струится пар из труб,
Что смотрят ввысь. Мотор ревёт и пышет.
Секунда – и к созвездиям рванут.
В столичных улиц гибкую поверхность
Я снег втопчу упругим башмаком.
А дальше – в вековую бесконечность
От тяжести московских катакомб.
«Твоё лицо у белой занавески…»
Твоё лицо у белой занавески
Желтеет акварелью, как во сне.
Твоих волос курчавых арабески
Воспоминанья взбудоражили во мне.
С триумфом умирающей калеки
Почти с улыбкой смотришь из окна.
Таким твой профиль врезала навеки
Больницы Градской истощённая стена.
Москва 80-х
Колокола звонят наперебой,
Промчалась «Аннушка» три четверти квартала.
Вперёд, вперёд, вперёд по мостовой,
А, может, даже дальше – до Урала!
От палуб ресторана «Джалтаранг»
Рукой подать до древнего Бомбея,
Где возле вод реки священной Ганг
Растёт бамбук, сандал лелея.
Жизнь как река, течёт от мели к мели,
От омута до омута. У дна
Бурлит, свирепо пенится у ели,
Что выросла на острове одна.
Так вот и я, лохмата и смугла,
Росла как саженец, оторванный от почвы,
Цеплялась корешками, как могла,
За небо – в сандалетах без подошвы.
«В середине реки каменистой полоской…»
Н. В. Гоголю
В середине реки каменистой полоской
Окружён валунами таинственный остров.
Словно в радуге, светятся ветви берёз,
Чаши лилий плывут в царство музы и грёз
Облака не видны в серебристых потёмках,
Серый волк наконец убаюкал ребёнка.
Месяц ясно глядит на красотку в гробу,
Звёзды падают с неба в печную трубу.
Колдуны собрались ворожить на заре,
Слёзы сосен бегут по шершавой коре.
Вурдалаку невмочь – солнце встало опять.
Бог Перун поутру повернул Землю вспять.
Вот и я – далеко, за зелёные горы,
Полечу на метле в голубые просторы
Она
Откуда в беспризорнице-малышке
Горит идея маленького счастья?
Она когда-то родилась в манишке
С таинственным браслетом на запястье.
Но Рок её удерживал в узде.
Ведь на планете родилась она. Нигде
не миновать возмездья на Земле,
Где в ожидании она ломала руки…
Оно
Забрезжил свет голубенький.
Ну что ты стонешь, миленький?
Ты плачешь, будто маленький,
И нос твой очень красненький.
Случилось что-то мнимое,
Оно – непоправимое,
Такое неопрятное,
Безумно необъятное.
Нашёптано подружками,
Они такие ушлые.
Оно такое грязное
И челюстями лязгает.
Платочек
На мне платочек беленький шифоновый,
И свет вокруг сверкающий неоновый,