На обочине шоссе торчали они часа два, не меньше. Машины  некоторые останавливались, но товар никто не покупал. В магазине дрель стоила двадцать три рубля, костюм – одиннадцать. Предлагали за тринадцать и за шесть.

– Надо ещё скинуть, – Лёня потёр шею докрасна. – За эти деньги  не возьмут. Они в городе, видно, столько и стоят. У нас подороже. Облпотребкооперация. Наценка, видно, увесистая. Витюша кивнул, а ещё через полчаса один мужик на «двадцать первой волге» взял всё за десять рублей. Шли мужики обратно молча. Кашляли, курили и плевали в стороны.

– Билеты туда будут нам стоить шесть рублей, – сказал Лёня с отвращением в хриплом голосе. – В гостиницу мы уже не попадём. Ночевать на вокзале не пойдёт. Подберут как бездомных бичей. В городе мусора – не как наш Хохлов. Там волки натуральные. В парке спать – холодно уже. Да и зима через пару дней. А там у тебя день рожденья. Где мы его отметим? В Зарайском КПЗ как тунеядцы бездомные?

Брели они по деревне никуда. Переходили с улицы на улицу, а на одной из них, которая почти возле околицы, свистнул им из-за забора своего Мишка Леший. Фамилия у него такая была. Но когда он где-то её называл, все поначалу смеялись. Думали, что он шутник – любитель розыгрышей. Вид у Мишки был аккуратный, лицо красивое, ростом вынесло его за метр девяносто. Добрый был мужик, но, как и половина мужского населения – спивался. Работал комбайнером. А у них все дела – с августа по октябрь. Остальное время швыряй куда сможешь. Кто-то Мишку подтянул к забегаловке «Колосок». Там он большую часть жизни своей сорокалетней и гробил.

– Ребятишки, – подошел Леший. – В тошниловке слух кинули, будто вы насовсем валите в Зарайск и завязываете с бухлом насовсем.

– Не трёп это, – пожал ему руку Витюша.– Керосинить бросаем и едем. Там нас один большой человек определит на работу и общагу дадут. Хватит пропивать остаток здоровья. У меня вон печень прихватывает, Лёню сердце и почки беспокоят. А пить перестанем – всё и пройдёт. Да и врачи в городе пошибче нашего Анатольевича, который на все руки мастер. Всё лечит, блин! Бывает такое?

– Меня с собой заберите. Сдохну я скоро. – Миша взмолился и руки лодочками на груди сложил. – Не могу больше. Жена тоже ушла с детьми. Ем не пойми что, где и когда. Дома нет ничего. Возьмёте? Я ведь пригожусь. Никто вас, к примеру, не обидит. Мне ж,окаянному олуху, даже арматуру узлом завязать – развлекуха. В цирке могу выступать. Бычка годовалого на плечи поднимаю. Кто вас при мне тронет?

– Да без проблем, – Витюша потянулся вверх и обнял Мишку за шею. – Только у нас денег пока нет. Вот набрали десятку. Её не хватит.

– Найдём деньги, – Леший широко улыбался. Сто рублей через три дня гарантирую. Хватит на первое время.

– А с этой десяткой что делать? – спросил себя Лёня.

– Надо обдумать наше новое начинание до тонкостей, – сказал твёрдо Витюша. – Идём к Алику. Там в углу встанем и всё обговорим.

В тошниловке встретили их радостно. Народу ещё до обеда набралось под завязку.

– Пока на жизнь в Зарайске денег не набрали. – Крикнул всем Лёня.

– А на пиво с самогоном наскребёте? – спросил дружески Вова Сурнин, гора мышц, которого спиртное не брало. Огромный, красивый, здоровый.

– А на это дело припасли маленько! – ответил важно Лёня и достал десятку.

– Я вам больше здесь спать не разрешаю, – мирно сказал Алик. Мужики замахали руками, что означало: «мы и сами не останемся»

Шнырь Павлик Нехлюдов, молодой, пропитый до полупрозрачности, был мальчиком тридцати лет на побегушках. Он взял десятку, развернул кепку козырьком назад и вылетел из «Колоска»