Я пожал плечами:

– У вас просто такие… Испуганные глаза.

– А часто вы видели перед собой подобные глаза? – Она склонила голову набок, отчего прядь ее темно-каштановых волос упала ей на левый глаз.

– Так, стоп, у нас уже начался сеанс? – нахмурился я.

Она улыбнулась.

– Он начинается в тот момент, как только ваша нога переступает порог моего кабинета. И да, – она заправила прядь за ухо, – я всегда смотрю так на людей, когда пытаюсь залезть к ним голову. – Девушка встала, обошла свой письменный стол и села на темно-синее кресло, рядом с диваном.

– Мне бояться? – шутливо спросил я.

– Как показывает практика, бояться нам стоит лишь самих себя. – Агнес взяла в руки блокнот и написала что-то в нем. Думаю, это было мое имя.

– И так, вы же знаете, кто я?

– Да. Правитель Олимпа, владыка грома и молний и сильнейший из богов, – Агнес сузила глаза. А этот взгляд что означал?

– В целом верно, – смирился я.

– Так пишут в книгах, – продолжила она. – А вы сами как бы ответили на этот вопрос? Кто вы?

– Греческий бог, – сразу же сказал я. Эта фраза была выжжена на подкорке моего сознания.

– Это разве единственное, что вас определяет? – Она смотрела мне прямо в глаза.

– Ну, еще я… – и я задумался.

А кто я?

Кем я себя считаю?

– У меня есть дети, – продолжил я.

– Это как-то вас определяет?

Я нахмурился.

– Ну да. У меня есть дети – значит, я отец, – заключил я. Это было логично.

– Быть отцом и иметь детей – два разных понятия. Поэтому спрошу еще раз. Вы считаете себя отцом? – спросила она мягче. Я знал, что она читала все эти мифы и легенды о моих похождениях и бескрайнем количестве отпрысков.

Я задумался.

Был ли я отцом по-настоящему?

– Думаю, каждый из ваших детей ответит на это по-разному, – продолжила она. – Я читала, что вы очень любите Ареса и Артемиду…

– Да, – я улыбнулся, вспомнив своего сына и дочь.

– А Гефеста?

Я посмотрел Агнес прямо в глаза, но ничего не сказал.

– Думаю, вы по-своему любите его, хоть и бросили его, – Агнес говорила резкие вещи, но спокойным и даже мягким тоном.

– Справедливости ради – не я его бросал. Это была идея Геры, – напомнил я ей.

– Но мы ведь сейчас говорим о вас. У вас была роль в этой ситуации. Вы были отцом, и ваш ребенок был болен. А когда ваша жена, которая находилась, можно сказать, в постродовой депрессии и абьюзивных отношениях с вами, предложила вам сослать ребенка куда подальше – вы согласились. Почему же?

Я молчал.

Откуда я знал?

– Потому что так было нужно, – сказал я то, что первым пришло мне в голову.

– Нужно для кого? – Клянусь, эта Агнес смотрела мне прямо в душу своими карими глазами, которые меня уже начали бесить.

– Для Геры? – предположил я.

– Гере нужен был муж, который бы утешил ее в тот момент.

– Вы женщина и поэтому защищаете женщин? – Я наклонился ближе к девушке.

– Я психотерапевт и поэтому защищаю вас, – парировала она.

– Странные у вас методы, – развел я руками. – Сидите и обвиняете меня тут во всех смертных грехах.

– А разве я сказала, что вы в чем-то виноваты? – Она откинулась на спинку кресла с довольным выражением лица, словно я сказал то, что она хотела услышать.

– Ваш тон все сказал.

– Я со всеми так говорю. У меня такая манера речи. Просто вам не нравится то, что вы слышите. А почему?

– Что почему? – Я начал выходить из себя. Я, бог грома и молний, сижу тут и распинаюсь перед какой-то смертной, которая возомнила из себя Аид знает что!

– Почему вам не нравится то, что я говорю вам?

– Потому что вы меня обвиняете! Говорите, что я плохой отец. Что я отвратительный муж. Что еще скажете? Что я обладаю великой силой и просто разбазарил ее куда ни попадя и теперь со стороны я выгляжу жалким клоуном? – Я встал. Ноги моей здесь больше не будет. Она должна была мне помочь, а сделала только хуже. У Прометея такие же напыщенные друзья, как и он сам.