После III Вселенского Собора (Эфес, 431 г.) папа св. Лев Великий (440—461) системно изложил доктрину о главенстве Римских епископов в Церкви303. Из своего учения, которое он излагал главным образом в церковных проповедях, произносимых в день собственной хиротонии перед собраниями итальянских епископов, св. Лев делал следующие практические выводы: 1) кто посягает на авторитет Римского епископа и отказывается в повиновении апостольскому престолу, тот не хочет подчиняться блаженному апостолу Петру; 2) кто отвергает власть и первенство (principatum) апостола Петра, тот ничуть не уменьшает его достоинства, но, надменный духом гордыни, низвергает сам себя в преисподнюю.
В свою очередь поддержание высших административных полномочий Рима было совершенно невозможно без признания за ним и высшего вероучительного авторитета, и наоборот – этого требовала сама логика понятий. Знаменитый русский историк Церкви В.В. Болотов (1853—1900) справедливо отмечал, что «если мысль о непогрешимости Римского епископа и была еще вне представлений Льва Великого, то на юридической почве все же были уже даны все прерогативы, какие потом были утверждены на I Ватиканском соборе»304.
Последовательно отстаивая «римскую идею», папа св. Лев Великий без тени смущения пишет императору: «Давно – изначала на бывших Соборах мы получили такое полномочие от Блаженнейшего Петра, первого из апостолов, что имеем авторитет столько защищать истину ради вашего мира, чтобы при ее ограждении никому не было дозволено возмущать ее в комлибо, пока, наконец, совсем не будет удален вред»305.
Аналогичное по своему идейному содержанию письмо уходит и участникам «Разбойного» собора 449 г. под главенством Александрийского архиерея Диоскора (444—451): «Благочестивейшая вера благосклоннейшего императора, зная, что к его славе по преимуществу относится то, если внутри Церкви кафолической не будет произрастать никакое зерно заблуждения, оказала такое уважение к Божественным догматам, что для исполнения святого своего намерения призвала авторитет апостольской кафедры, как бы желая от самого блаженнейшего Петра получить разъяснение того, что было похвалено в его исповедании…»306
Но нужно объективно признать, что в действительности авторитет Рима к тому времени был столь велик (по крайней мере на Западе), что его обаянию поддавались не только простые члены Церкви, но и сильные мира сего. После второго Эфесского («Разбойного») собора, когда восточные епископы позорно уступили угрозам Диоскора и его приспешников, и только папские легаты пытались восстановить хотя бы тень справедливости во время безобразного судилища над св. св. Флавианом и Евсевием, царственные особы Запада солидаризируются с позицией св. Льва Великого и просят императора св. Феодосия II Младшего (408—450) пересмотреть дело с обязательным участием в качестве арбитра Римского папы.
«Эту веру, преданную нам от предков, – пишут они, – должны мы защищать со всем подобающим благочестием и сохранять в наши времена достоинство собственного нашего благоговения к блаженнейшему апостолу Петру; ибо, государь священнейший отец и достопочтимый император, блаженнейший епископ города Рима, за которым древность преимущественно пред всеми признала первенство священства, должен иметь место и возможность судить о вере и священниках»307.
В письме к царице св. Пульхерии, известной своим покровительством гонимым несторианами православным, с аналогичной просьбой обращается Галла Плакида – мать императора Валентиниана III (425—455): «Поэтому твоя благосклонность, которая всегда действовала с нами заодно, пусть и теперь благоволит одинаково с нами мыслить относительно веры кафолической, так, чтобы все, поставленное на оном возмутительном и жалком соборе, было отменено со всей силой, дабы, при невредимом пребывании всех, дело о епископстве отправлено было на суд апостольской кафедры, на которой держит начальство над священством первый из апостолов – блаженный Петр, получивший даже и ключи небесного царства»