Этот идиллический городок в Западном округе располагался там, где был упокоен в могиле Дакр, побежденный Подземный бог. Он проспал двести тридцать четыре года. И вот однажды в пору сбора урожая неожиданно проснулся и восстал; вылез из-под земли, пылая яростью. Он наткнулся на фермера, работающего на поле, и произнес свои первые слова холодным прерывистым шепотом:
– Где Энва?
Энва – Небесная богиня и заклятый враг Дакра. Энва, которая тоже была побеждена два века назад, когда пять оставшихся богов пали перед силой смертных.
Фермер испугался и задрожал перед Дакром.
– Она погребена в Восточном округе, – наконец ответил бедняга. – В могиле, похожей на вашу.
– Нет, – возразил Дакр. – Она проснулась. И если она откажется со мной поздороваться… если проявит трусость, я приманю ее.
– Как, господин? – спросил фермер.
Дакр устремил на него свой взор. Как один бог приманивает другого? Он начал…
– Что это?
Айрис подскочила, услышав голос Зеба. Он стоял рядом и, нахмурившись, пытался читать то, что она печатала.
– Просто идея, – ответила она, как будто немного оправдываясь.
– Разве это не о том, как началась война богов? Это старые новости, Уинноу, и жителям Оута надоело об этом читать. Если только ты не представишь Энву в новом свете.
Айрис вспомнила все заголовки о войне, которые публиковал Зеб.
Они были кричащими:
ТАНЦУЮЩИЕ ПОД МУЗЫКУ ЭНВЫ:
НЕБЕСНАЯ БОГИНЯ ВЕРНУЛАСЬ
И ПЕНИЕМ ЗАМАНИВАЕТ
НАШИХ СЫНОВЕЙ И ДОЧЕРЕЙ НА ВОЙНУ
или
УСТОЯТЬ ПЕРЕД ПРИЗЫВОМ СИРЕНЫ:
ЭНВА – НАША САМАЯ СТРАШНАЯ УГРОЗА.
ВСЕ СТРУННЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ В ОУТЕ
ЗАПРЕЩЕНЫ ЗАКОНОМ.
Все его статьи обвиняли в разжигании войны Энву, лишь в некоторых хотя бы упоминался Дакр. Айрис порой задумывалась: Зеб публиковал их, потому что боялся богини и того, как легко она вербует солдат, или ему было велено издавать только определенную тематику? Может, канцлер Оута держит газету под контролем, втихую распространяя пропаганду?
– Я… Да, знаю, сэр, но я подумала…
– Что ты подумала, Уинноу?
Айрис не сразу решилась ответить.
– Канцлер накладывает на вас ограничения?
– Ограничения? – Зеб расхохотался, будто она ляпнула глупость. – В чем?
– В том, что можно и нельзя печатать в газете.
Зеб нахмурился. Глаза на раскрасневшемся лице вспыхнули – Айрис не поняла, от страха или от раздражения, но он все же ответил:
– Не трать мою бумагу и ленты для машинки на войну, которая никогда не доберется до Оута. Это проблема запада, а мы должны жить, как обычно. Найди какую-нибудь хорошую тему, и я, может, подумаю над тем, чтобы разместить твою статью в колонке на следующей неделе.
С этими словами он постучал по столу костяшками пальцев и ушел, по пути прихватив плащ и шляпу.
Айрис вздохнула. Она слышала в пустом помещении равномерный, словно сердцебиение, стук печатной машинки Романа. Подушечки пальцев стучали по клавишам, клавиши стучали по бумаге, подстегивая Айрис писать лучше, чем он, и застолбить за собой место раньше него.
В голове была полная каша. Айрис выдернула эссе из печатной машинки, сложила и засунула в свою матерчатую сумку, затянула ее шнурком и подобрала туфельку со сломанным каблуком. Выключила лампу и встала, потирая заболевшую шею. За окнами было темно; на город опустилась ночь, и огни проступали во мраке как упавшие звезды.
На этот раз, когда она проходила мимо стола Романа, тот ее заметил.
Китт так и не снял плащ, на наморщенный лоб упала прядь черных волос. Его пальцы приостановились на клавиатуре, но он ничего не сказал.
Айрис было интересно, хотел ли он с ней поговорить, а если хотел, то что сказал бы, останься они в офисе одни, когда никто их не видит. Вспомнилась старая поговорка, которую любил повторять Форест: «Преврати недоброжелателя в друга, и у тебя станет на одного врага меньше».