– Помогу, – не только услышал, но и увидел в глазах Алексея Шевронский.

Внешность Зуброва, особенно его крупные черные, чуть навыкате глаза, свидетельствовала о незаурядной духовной мощи этого человека. Почти у всякого, проходящего мимо него на улице, возникало искушение оглянуться, чтобы еще раз увидеть невысокую сухую фигуру, от которой исходило что-то мистическое. Сам Алексей Зубров называл себя «ведун», то есть ведьма мужского пола. Но при этом подчеркивал, что происходит это название от слова «ведать», означающего «знать». Больше, чем другие. Он действительно знал. О любом человеке Алексей Зубров мог точно рассказать, что с ним было и, в общих чертах, что будет. Мог поставить диагноз болеющему и вылечить его. Мог и наоборот, сделать здорового больным. Причем за деньги практиковал и то и другое. Зло творил по отношению к тем, кто действительно, по его мнению, заслуживал наказания. На возражения Шевронского, что наказание – это прерогатива Господа и любое зло возвращается к творящему его, говорил, что знает защиту от кармического наказания. Однажды Олег Константинович узнал, что Зубров, получив от кого-то очень дорогой заказ, умертвил достаточно известного негодяя. Шевронский решил порвать всякие отношения со своим подозрительным знакомым, о чем и заявил ему в самой нелицеприятной форме. Но в ответ услышал спокойное разъяснение о том, что этот человек не убит, а реинкарнирован, что в ближайшее время его душа вновь появится на этом свете в теле какого-нибудь новорожденного, что общество теперь избавлено от очередного источника зла, что сам реинкарнированный теперь имеет возможность скорректировать свою судьбу… Шевронский поверил. Не поверить этим глазам было невозможно. И когда Олег Константинович вдруг очень тяжело заболел, то даже просил Зуброва: «Реинкарнируй меня, силы терпеть уже иссякли», но в ответ услышал: «Нет! Ты мне еще нужен будешь здесь. Я лучше помогу тебе вылечиться». И с тех пор при всякой житейской или творческой проблеме, возникающей у Шевронского, Алексей Зубров всегда оказывал ему свою поддержку. Вот и сейчас, прося Зуброва о помощи, Олег Константинович знал – отказа не будет.

Домой Шевронский возвращался на метро. Своей машины не было, да он никогда и не стремился к ее приобретению. Такая покупка требовала определенной сосредоточенности на житейских проблемах, а вот этого Олег Константинович очень не любил. Еще со школьных лет он был уверен, что за его интеллектуальные способности самое справедливое в мире Советское государство обеспечит его всем необходимым, предоставив все возможности для работы во благо Родины, и считал ниже своего достоинства суету по поводу своего собственного хлеба насущного. Даже когда коммунистический режим рухнул, он продолжал наивно верить, что его, такого замечательного, закончившего университет с отличием, защитившего в аспирантуре досрочно кандидатскую диссертацию, непременно кто-то оценит, всем обеспечит и даст возможность заниматься достойной работой. Увы, на самом деле вокруг происходило нечто сперва совсем непонятное. Серьезные должности, интересная высокооплачиваемая работа доставались бывшим троечникам, известным в студенчестве стукачам, а то и откровенным разгильдяям.

Университетские пятерки, ученая степень и даже безупречность выполняемой на службе работы никого из работодателей не интересовали. Не срабатывала даже его обаятельная внешность – безукоризненно благородные черты лица брюнета с карими глазами, длинными, чуть загнутыми вверх ресницами и привлекательной улыбкой, которой он раньше с таким удовольствием злоупотреблял не только со студентками, но и с молодыми преподавательницами, без труда получая у них зачет или желанную пятерку.