– Но разве в июне прошлого года в Саутгемптоне мы уничтожили не все?

– Только те, что Мартинес спрятал в пьедестале статуи Родена. Дело в том, что он последние десять лет нелегально переправлял из Буэнос-Айреса партии на меньшие суммы – задолго до того, как мы узнали о его махинациях.

– А почему управляющий банком просто не откажется иметь дело с этим человеком, если все мы знаем, что деньги фальшивые?

– Потому что управляющий – напыщенный баран и отказывается верить, что кто-либо способен воспроизвести безупречную копию одной из его драгоценных пятифунтовых купюр. Так что Мартинес вот-вот обменяет свои старые лампы на новые, и я ничего с этим не смогу сделать.

– Я всегда могу ликвидировать его, сэр.

– Управляющего или Мартинеса? – переспросил министр, не вполне поняв, шутит Скотт-Хопкинс или нет.

Полковник улыбнулся. В принципе, ему было все равно кого.

– Нет, Брайан, я не могу санкционировать ликвидацию Мартинеса, пока не буду иметь законного основания; когда я в последний раз проверял, изготовление фальшивых денег не входило в перечень преступлений, заслуживающих виселицы.


Сидя за письменным столом, дон Педро нервно барабанил пальцами по блокноту с промокательной бумагой и ждал телефонного звонка.

Собрание совета директоров назначалось на десять утра и, как правило, заканчивалось к полудню. На часах уже 12:20, а от Фишера до сих пор ни слова, хотя ему даны строгие инструкции позвонить тотчас по окончании собрания. Правда, Карл рекомендовал Фишеру не пытаться выйти на связь с боссом, пока не удалится достаточно далеко от офиса пароходства, дабы никто из членов совета не увидел его звонящим по телефону.

А еще Карл посоветовал майору подобрать такое место, где вероятность встречи с кем-то из коллег была близка к нулю. Фишер выбрал паб «Лорд Нельсон» не только потому, что от судоверфи Баррингтонов до него не менее мили, а еще потому, что располагалось заведение в портовом районе: здесь разливали пинтами горькое, реже – сидр и никогда не держали «Бристольский крем»[10] от «Харвиз»[11]. Что более важно, рядом с дверью в паб торчала телефонная будка.

На столе дона Педро проснулся телефон. Он схватил трубку сразу после первого звонка. Карл также велел Фишеру не называть себя из телефонной будки и не терять времени на досужие фразы, а сразу же, укладываясь менее чем за минуту, давать информацию.

– «Харланд и Вольф», Белфаст.

– Есть Бог на небесах, – ответил дон Педро.

Линия дала отбой. Значит, на собрании не обсуждалось больше ничего существенного, о чем бы Фишер поторопился сообщить перед завтрашней поездкой в Лондон. Дон Педро опустил трубку и посмотрел на трех мужчин, сидящих за столом перед ним. Каждый из них уже знал, каким будет его следующее задание.


– Проходите.

Старший банковский кассир открыл дверь и отступил в сторону, пропуская банкира из Аргентины в кабинет управляющего. Мартинес вошел. На нем был двубортный костюм в тонкую полоску, белая рубашка и шелковый галстук – все от личного портного с Сэвил-роу. За ним следовали два охранника в форме, которые несли большой, старомодный и потрепанный чемодан с инициалами «Б. М.». Замыкал шествие высокий худой джентльмен, одетый в элегантный черный пиджак, серый жилет, брюки в тонкую полоску и темный галстук – словно для того, чтобы напомнить простым смертным, что он и управляющий обучались в одной школе.

Охранники поставили чемодан в центре кабинета, а управляющий вышел из-за стола и поздоровался за руку с доном Педро. Цепким взглядом он смотрел на чемодан, пока гость открывал его замки. Пять человек уставились на ровные ряды заполнивших чемодан пятифунтовых купюр. Непривычное зрелище для любого из них.