Делать было нечего, пришлось Нине тащиться на дачу к Брежневу пешком. Хоть жили они по соседству, путь неблизкий: если по дороге, километра полтора. А тут и снег повалил, а зонтика или шапки не было… Короче, на дачу к Брежневу Нина заявилась натуральной лахудрой: прическа испортилась, шубка мокрая, как у выдры… На КПП ее в первый момент даже не узнали: что за подозрительная юная гражданка? Но так как девушка рассказывала очень складно, да и аудиенции с Генеральным секретарем требовала уверенно, ее проводили к дежурному офицеру охраны, майору Петрову. А майор Нину, внучку Устина Акимыча, признал сразу. И вскорости вспомнил – как обязан был помнить о тысяче важных мелочей – об особом, платонически-любовном отношении к девочке, которое, кажется, испытывал Брежнев.

Поэтому он сделал то, чего не дозволяла и даже прямо запрещала инструкция (но что в данном случае подсказывал Петрову внутренний голос): взял да и доложил о незваной гостье непосредственно и напрямую Леониду Ильичу. А тот, хоть и отдыхал в субботний день после обеда, гневаться не стал, наоборот, потеплел (правильно все угадал майор!) и немедля приказал доставить девушку к нему. Внучке Устина Акимыча старший охранник велел причесаться да мокрую шубу снять – и через три минуты доставил Нину на разъездной «Волге» к служебному входу в дом. А еще через пять минут вводил девушку в кабинет Леонида Ильича.

План разговора Нина в уме не составляла. Верила, что сообразит по ходу дела, интуиция подскажет. И теперь, увидев «дядю Леню» – какой он большой, радушный, ласковый, как нежно на нее смотрит, – сразу успокоилась. Генеральный секретарь был в голубом, так называемом олимпийском спортивном костюме: синих шароварах и кофте на молнии с надписью на спине СССР. На ногах шлепанцы.

Уютно горел торшер. Хозяин кабинета сидел под ним на диване, читал бумаги.

– Ну, здравствуй, красавица, – прогудел Брежнев. – Проходи, садись. – Похлопал по кожаному дивану рядом с собой. – Чаю?

– Нет, спасибо, дядя Леня. – Она уселась на уголок.

– Может, покушаешь чего?

– Я не голодна. Я по делу.

– По де-елу? Дед, что ли, прислал? – испытующе поинтересовался Брежнев.

– Нет, ну что вы! – испугалась Нина. – Устин Акимыч вообще не в курсе! И вы ему не говорите, что я у вас была!

– Коли просишь – не скажу. А что за дело-то?

И она немедленно принялась самозабвенно врать. Как случайно заглянула у деда на столе в бумаги, а там написано про операцию «Моряк», и как ей понравилась сама идея, и как она хотела бы поработать для ее осуществления – бывают же и в таком деле комсомольцы-добровольцы? Добровольцы всегда нашей стране самозабвенно служили, правильно? А она как раз подходит для большого дела, и у нее по английскому твердая пятерка, она готова на любую работу, ведь нужны же будут битлам перевод-чицы или хотя бы горничные или официантки…

То, что девушка врала по поводу источника информации, сомнений не вызывало – хотя бы потому, что Устин Акимыч вовсе не был посвящен в детали «Моряка» и никаких бумаг ему по поводу операции, естественно, не направлялось. «Но откуда тогда утечка?» – спросил себя Брежнев – как юница вдруг сама ответила на этот вопрос. Верная дружбе, упомянула:

– И другие девочки, мои подруги, тоже могли бы в операции помочь – например, есть такая Наташа Васнецова…

И тогда сразу все сложилось: значит, Васнецов протрепался в семье, наказать его за это! А его дочка, только что упомянутая Наталья, передала, значит, подружке Нине, и та, в свою очередь – ох, боевая дивчина! – решила действовать, и сразу через него, «дядю Леню».