Лицо этого мужика, или парня, было в тени, но фигурой незнакомец обладал внушительной. Как бы не крупнее, чем у Николаши. Но это с учетом того обстоятельства, что парень стоял босиком и практически голышом, а злодей, начавший уже поднимать топор над головой, был «упакован» по что-то объемное, схожее с солдатским бушлатом. Виктор Николаевич еще успел «припомнить», как носил такой вот бушлат, да не одну носку, и лишь потом спросил. Вроде с ленцой, и даже некоторым испугом в голосе:

– И чего тебе надо? Кому не спится в ночь глухую?

Ответ ожидаемо прозвучал не так, как прозвучал бы в солдатской казарме (в которой Добродеев ни разу не был!). Но примерно так, как ожидал хищник в теле парня. То есть злодей не стал сразу опускать топор на голову барича, а попытался оправдать, ну, или обосновать свое злодеяние.

– А это тебе, боярич, за Дарью.

– Какую Дарью? – вполне искренне изумился Виктор Николаевич.

Коля же внутренне завис. Но совсем не так отреагировал тот, кто когда-то, быть может провел часть своей жизни в казарме, и имел сомнительное удовольствие носить бушлат. Он шагнул навстречу остановившемуся почти вплотную незнакомцу, и опускающемуся вниз топору. Какой именно прием применило сейчас тело юного барича, а точнее, целого боярича, Виктор Николаевич так и не распознал. Не успел. Осознал себя и свое новое тело уже сидящим на том самом ватнике. Ну, и на парне, конечно. Который теперь глухо ворчал, не в силах произнести что-то членораздельное. А все потому, что рука его была жестко зафиксирована за спиной, а лицо не менее жестко упиралось в подтаявшую, еще (или уже) не обремененную травой землю.

Вот теперь Коля, а вместе с ним и Виктор Николаевич вспомнил последнюю свою отраду. Дашеньку из того самого села Ославское, в котором родился и вырос боярич. И где стоял его дом; тот самый замок. Небольшого росточка, крепенько сбитая, что называется – фигуристая. Лицо… чуть курносое с россыпью веснушек. Да уже стало и забываться. Ничего серьезного, на взгляд барича. Ну, и того, кто сейчас прижимал к холодной земле любителя помахать топором. Пару раз повалялись на сеновале; как говорится, без претензий. В том числе и со стороны самой Дашеньки. А вот со стороны парня, сейчас притихшего, и явно собиравшегося с силами, претензии очевидно были. Острые такие претензии; сейчас посверкивавшие в лунном свете метрах в пяти от замершей на земле композиции.

Добродееву, а больше тому, кто провел такой замечательный, а главное, своевременный захват с броском, как-то стало неуютно.

– Не дай бог, застанет кто, – подумал (подумали) Виктор Николаевич, – я тут практически голый, да в такой позе.

Поэтому, наверное, на фразу незнакомца – жениха или, там, братца Дашеньки – тело отреагировало само.

– Все равно порешу! – глухо выкрикнул злодей.

А рука боярича Николая Ильича – та самая, которая обхватывала мощное запястье лежащего под ним парня – сжалась чуть сильнее и… сделала что-то такое, отчего злодей затрясся и обмяк. А свежий ночной воздух заполнился сначала запахом озона (как после грозы), а потом тем самым удобрением, что пошло на пользу березке. Но теперь аромат этот исходил из-под недвижной фигуры парня. Виктор Николаевич же неведомым для него образом понял, что вот сейчас парень этот еще жив; быть может, жив, но через пару минут…

– Точнее минут пять, – сообщил он себе, поворачивая почти без всяких эмоций тяжеленное и недвижное тело на спину, – говорят, столько мозг может протянуть без подпитки кислородом.

«Пять минут, пять минут,,,», – пропел он чуть слышно голосом незабвенной для его поколения Людмилы Гурченко. Точнее, попытался изобразить; в то время, как пальцы Николаши пытались нащупать пульс на шее здоровяка. На лицо, сейчас освещенное луной он не смотрел. Покачал головой – пульса не было. И с непонятной уверенностью, чуть подпорченной грустинкой понял, что сейчас придется применять комплекс реанимационных мероприятий. Ну, там – непрямой массаж сердца, дыхание изо рта в рот. Почему с грустинкой? Да потому что опять представил себе, что кто-то появится здесь именно в тот момент, когда голый боярич «целует» бродягу без топора. Прямо в рот.