– Хорош визжать, мелкий! – Михаил поднимается следом за ним. Они буравят друг друга взглядами, и Ярик первым отводит глаза.

Прогорев, оба замолкают. Ярослав отходит к мойке, начинает греметь посудой, Миха садится обратно на свой стул, возит ложкой в чашке с остывшим кофе.

– Слушай, Ярик, это другое, такого, как в прошлый раз, больше не будет. Это моя жизнь, я там чего-то стою. Я там – «Скала», а здесь – физрук какой-то сраный, чмо позорное, понимаешь, сын?

– Ты меня не слушаешь, – бурчит в ответ Ярослав, согнувшись над мойкой.

– Я не подведу тебя. – Михаил встаёт из-за стола, сливает в раковину остатки кофе, задерживается возле сына, чуть наклоняет к нему голову. – И ещё, я в курсе про вчерашнее. Ты молодец, конечно, я ценю то, что ты сделал, но, слушай, Катюха– долбанутая нимфоманка и та ещё сука. Хочешь, трахни её, мне плевать. Это работа и секс, ничего личного. – Ярослав закрывает воду, смотрит, как мыльная, рыжеватая от кофе вода уходит в слив. Не решается поднять на отца глаза. – Знай, ни одна баба никогда не встанет между нами. – Миха хлопает его по плечу и выходит из кухни.

Что бы отец ни говорил, Ярослав останется верен своим принципам – женщинам отца в его постели не место.

Каждый раз, когда Катерина совершала набег на отцовскую спальню, Ярослав ощущал, что его дом становился чужим – ему хотелось уйти. Она всё так же раздражала его. Радовало лишь то, что приезжала она не часто.

Но отец всё-таки подвёл его. Через полгода Михаила Кострова посадили во второй раз.

Наши дни.

– Я завтра уезжаю. Для меня есть работа в Москве, – ставит в известность отец, как только Ярослав ступает за порог.

Десять вечера, Миша на кухне запускает блендер. Значит, опять белковые коктейли. Значит, опять набирает форму.

– Далековато.

Ярослав снимает с плеча и бросает прямо на пол сумку с униформой, проходит в кухню. На столе – запечатанная бутылка шампанского, в вазе – виноград, полукруг сыра на тарелке. Отец кого-то ждёт, а точнее, он ждёт женщину. У Ярика складывается ощущение, что его смена длилась месяц – слишком много событий за раз. За время отсутствия отца он привык к максимально размеренной жизни, порой до тошноты предсказуемой, но вполне определённой – неожиданностей ему хватало на работе. Отец же, сразу, как вернулся из второй отсидки, принёс с собой полнейший хаос – Ярослав не знал, что ожидать от него через час. Это нервировало.

– Старые знакомые попросили. Надо потренировать двух пареньков.

– Опять?! Ты две недели, как освободился, пап…

Михаил врубает блендер. Нарочно, чтобы заткнуть сыновьи нравоучения. В конце концов, кто здесь отец? Ярик намёк отлично понимает, но это ничуть не мешает ему быть уверенным в том, что взрослый здесь только один из них.

– Ага, и две недели живу за счёт пиздюка. Без бабла грустно, знаешь ли.

– Ты нормальную работу найти не пробовал?

– Я? С двумя ходками? Какую? Тачки мыть? Или, может, утки у тебя в больничке?!

– А тебе всегда всё и сразу нужно?

– Мне? Да, – вызывающим тоном отвечает Михаил. Ярослав видит, как отец надувается, как индюк и, подбоченясь, начинает учить сына жизни. В которой сам не особенно преуспел. – Ты вон много чего добился? Сутками пашешь, как проклятый, и даже тачку себе обновить не можешь. Даже вон мадмуазелька твоя прибарахлилась…

Ярослав увидел её машину – серебристую «Тойоту» – когда притормозил возле их дома, чтобы справиться у Сергея Васильевича о ноге. Ярик тогда поспешил уехать, несмотря на его попытки продлить беседу. Она приехала домой, и может быть, стоило поздороваться. Всё, что было между ними, спустя десяток лет представлялось смешным, наивным и несущественным, ведь они были детьми, но Ярослав отчего-то не хотел с ней пересекаться. Он сам не знал, почему, и не собирался об этом раздумывать. Не хотел и не хотел, чёрт с ним.