Однако Владимир невозмутимо продолжил рассказ:

– Увы! У тебя в кармане имелись одни только боны, или чеки Внешпосылторга, которые ты не успел обменять на рубли. Я пообещал товарищам, что ты немедленно – слышишь, сегодня же! – поменяешь чеки и вернешь им долг. Мужик, его зовут Анатолием, от широты душевной пожертвовал тебе треху – чтобы, как он сказал, и на чаевые хватило. А когда я спросил, когда и куда ты должен подвезти им долг, Анатолий заявил, что он с молодой женой (той самой блондинкой, что все время смотрела на него овечьим взглядом) сегодня покидает столицу нашей Родины. И что твой долг он прощает. Однако я настаивал. Я был убедителен и красноречив. И тут – литавры, марш! – твой заимодавец переложил бремя взимания с тебя долга на хрупкие плечи – внимание! – своей сестры. Твоей чернявенькой красавицы. Она постоянно проживает в Белокаменной и готова получить от тебя заем в любое время дня и ночи. Залогом чего является…

Володя торжественно вытащил из заднего кармана джинсов исписанную салфетку.

– Опа!.. Является ее имя и телефон!..

– Класс! – только и оставалось выдохнуть Валерке.

– Однако вы, синьор, не получите ни имя, ни телефончик до тех пор, покуда не исполните три моих желания.

Валера нахмурился:

– Каких еще желания?

– Ну, во-первых, вы, сэр, как это принято при получении долгожданного и приятного известия, сейчас же станцуете для меня… Это – раз.

– Дальше, – насупился Валерка.

– Два: вы, сэр, споете – что-нибудь бравурное. А три: немедленно закажете, не оглядываясь на найденный кошелек, из своих подкожных запасов, еще одну бутыль коньяка системы ВК-КВ…

– Боже мой, – выдохнул Валерий. – Какой же ты бредятины нагородил девчонке!.. Асуанская плотина, чеки Внешпосылторга… Асуанскую плотину советские специалисты уже лет десять как не строят… И на какой такой практике я мог быть в Египте?.. Это что тебе, Рыбинская ГЭС?.. Как я с девушкой объясняться буду?!.

Володя нахмурился:

– Ты мне зубы-то не заговаривай!.. У тебя, что – был способ лучше, чтобы познакомиться с гражданкой?! Был? Почему ты его тогда не использовал?! А теперь к словам придираешься! А ну, давай: пой, пляши и коньяк заказывай. Считаю до трех. Раз…

Владимир достал из кармана спички.

– Два.

Он чиркнул одной.

– Два с половиной.

Поднес пламя к сложенной салфетке с записанным на ней телефоном.

– Два на веревочке…

Салфетка занялась.

– Стой!

– Что, созрел? Пляшешь?

Голой рукой Володя затушил салфетку.

– Да! Но тебе же хуже будет.

– С чего бы?

– А выведут нас отсюда.

– Не боись, не выведут.

И тогда Валера решительно налил себе рюмку коньяка, махом выпил и отодвинул стул.

После успеха друга к нему вновь вернулось чувство эйфории.

И он прошелся вокруг стола вприсядку, помахивая льняной салфеткой. Танцевал он здорово.

Глядевший на него, не отрываясь, Володя, захлопал в ладоши: «Браво!» Артистизма Валерке никогда было не занимать – только он предпочитал расходовать его либо вхолостую, перед друзьями, либо увеселять большие массы студенческой молодежи – но, увы, не ставить на службу своей собственной личной выгоде.

Затем Валера, слегка запыхавшийся, остановился у своего стула и запел приятным баритоном, делая рубленые жесты рукой в стиле Льва Лещенко, песню про Москву: «Прямые проспекты и башни старинные – это Москва!..»

Группа иностранцев, сидевшая за дальним столиком в сопровождении переводчика, с живейшим интересом наблюдала за выступлением Валерки – полагая его, видимо, преддверием вечернего шоу а-ля рюс. Кто-то из них зааплодировал.

Однако тут к столику друзей подскочила нахмуренная официантка и металлическим голосом проговорила: