Поворачиваю голову и утыкаюсь взглядом в чтеца моих мыслей. В Германа. Отшатываюсь так, что чуть не падаю с высокого барного стула. Неподдельное удивление мелькает на моем лице, и глаза Островского опасно и довольно вспыхивают.

Я ненавижу, когда меня застают врасплох, теперь еще более ненавижу, если это Герман.

– Преследуешь? – коротко бросаю без всяких приветствий, снова находя равновесие.

Он наклоняется ближе, и до меня долетает его запах – тягучий, мужской. Аромат его кожи, перемешанный с дорогим парфюмом. Мне хочется вдохнуть поглубже, но я сдерживаюсь, лишь смотрю на его щеку, где уже проступает дневная щетина.

Мозг работает на полную, просчитывая все его и мои ходы. Общение с Германом сродни игре в шахматы, я не знаю, какой будет его следующий ход. Сегодня пятница, и, если он не спешит домой, значит, действительно торопиться особо некуда.

А зачем тебе знать: есть ли у Германа кто-то, к кому стоит спешить? – тут же нарисовывается закономерный вопрос.

– Кто виноват, что нам нравятся одни и те же места? – вопросительно вскидывая брови, интересуется он.

Никто, милый. Только если общее прошлое.

Я жму плечом, как мне кажется, вполне себе небрежно. Затем опускаю взгляд на барную стойку.

– Спасибо, но не надо, – отодвигаю вино.

– Не дури, давай уже без привычной принципиальности, – он возвращает бокал на место, в его голосе легкое раздражение, будто я маленький ребенок, который не желает слушаться. – Я хочу тебя угостить.

– Ладно, спасибо, – слегка отступаю, а затем отворачиваюсь, чтобы не искушаться и не продолжать разговор, хотя по спине начинают бегать опасные мурашки.

Нервные окончания так остро реагируют на близость Германа, что вызывают у меня сплошное недовольство. Внутреннее «я» в приказном тоне твердит: обернись, обернись, ну обернись же!

– Как переезд? Удачно? – дыхание Островского касается моих волос.

Это что ж: он, значит, ближе подвинулся?

– Если бы не ты, я бы и не переезжала.

– Если бы не я… – повторяет он медленно, будто пробуя слова на вкус. – Варя, а начало было таким многообещающим.

Возможно, это вечер и расслабляющая обстановка бара так на него действуют, а возможно, он, как и я, какое-то время предавался горько-сладким воспоминаниям. Кто знает?

Я оборачиваюсь, и то, что вижу, совсем мне не нравится. Только сейчас замечаю, что Герман одет повседневно, и от того столичного «босса» в нем мало что прослеживается. Джинсы, тонкий черный свитер с треугольным вырезом, кожаная куртка поверх создают совсем другой образ.

Даже интонация его голоса изменилась: мягкая и заигрывающая, что возвращает нас во времена, когда мы познакомились, и он был моим…

Так. Стоп. Очень неправильное направление мыслей. Он теперь мой босс, а то, что было прежде, – прошло, похоронено и забыто.

– Знаешь, у меня нет привычки тусоваться с начальством, может, ты отсядешь? – эти слова вырываются так необдуманно и слегка внезапно даже для меня самой.

Язык побежал вперед головы, не совсем удачно, ведь с этим мужчиной надо аккуратнее подбирать слова, а я тут откровенно грублю.

Герман же, ничуть не обидевшись, накрывает лицо ладонью и хохочет, поглядывая на меня.

– И не подумаю, тем более тут всегда дефицит посадочных мест, ты же знаешь.

Это его «ты же знаешь» действует на меня раздражающе. Знаю, конечно, но предпочла бы не знать. Вернее, не разделять с ним общие воспоминания.

Хмурюсь, соскакиваю со стула, иду в зал. Ладно, тебе лень переместиться, тогда это сделаю я. Но Герман прав, тут яблоку негде упасть, и свободных стульев нет. Замираю на другой стороне бара напротив сцены, в пританцовывающей толпе.