Я не был рыбаком, но кто знает, чем я увлекусь в будущем?

Кое-как успокоившись, я пошёл к Мышкиной, потому что мы недоговорили ни фига. Щас я ей всё выскажу! Пусть признаётся уже, что стучит на меня моему бате.

Ввалившись без разрешения в её кабинет, я застыл на пороге, забыв, зачем пришёл. Юля сидела на диванчике в углу, закрыв лицо руками. Она что, плачет?

Девчонка громко шмыгнула носом, и я понял, что так и есть. Чёрт, мне так неловко стало, что я даже выйти захотел из кабинета. Это она из-за меня расстроилась или из-за Надюхи?

Жалко её стало.

Радоваться должен, что довёл её. Я же так и планировал?

Нет, не радостно мне было совсем. Я присел рядом с Юлей, и она смущённо начала вытирать слёзы салфеткой, пряча от меня заплаканное личико.

– Ты чего ревёшь, Юль? – не выдержал я.

– Ничего, – всхлипнула она.

Я должен был что-то сделать. Как Максим Викторович, я понимал, что Мышь на грани, и это прекрасно, а как мужик должен был прощения попросить и успокоить девчонку.

– Юль, прости меня, пожалуйста. Я не знаю, что на меня нашло. Этого больше не повторится.

– Вы объяснились с девушкой? – не глядя на меня, спросила Юля. – Глупо так вышло… Как она могла подумать, что я и вы… Что вы и я…

Сейчас без очков она выглядела по-другому: совсем юной и такой беззащитной. Мне захотелось обнять её, прижать к себе, чтобы облегчить её страдания. Я бы так и поступил, если бы гаденький голосишко внутри меня не напомнил мне, что у нас с ней война.

– Я не считаю, что ты уродина, Юля, – сказал я. – Ты очень красивая.

– Правда? – удивлённо вскинула на меня глаза. Большие, красивые, серо-голубые они у неё. – Но я не об этом. Если бы мы с вами… Ну, вы меня понимаете. Нельзя ведь на работе? Хорошо, что ваша девушка пришла, а то бы мне увольняться пришлось.

– То есть, если бы у нас случился секс, ты бы тут же заявление по собственному написала бы? – уточнил я, будто она не по-русски сейчас говорила.

– Так сплетни бы пошли, Максим Викторович. Зачем репутацию портить и вам, и мне? Пришлось бы написать.

Я едва в голос не заржал от озарения. То есть мне просто выебать надо Мышкину, и она самоустранится?

Это же так просто!

– Я готов рискнуть репутацией, Юлечка, – придвинулся ближе к Мышкиной и взял её пальцами за подбородок, заставив смотреть мне в глаза. – Ты мне очень нравишься. Ты самая сексуальная девушка на свете!

Юля задышала чаще, её ротик соблазнительно приоткрылся, и я понял, что это приглашение к дальнейшим действиям.

Боже, должно быть, я сплю?

Божественный, сексуальный, умопомрачительный Максим Викторович сказал, что я красивая!

Я никогда не наряжалась на работу. Предпочитала свободную, неброскую одежду, потому что хотела, чтобы меня оценивали в первую очередь, как профессионала, а не как девушку.

Максим Викторович оценил меня по всем фронтам. Настоящий мужчина!

Моя радость была такой нелепой и неуместной в сложившейся ситуации. Как девушке мне было приятно, что я нравлюсь такому потрясающему мужчине, а как помощник руководителя я была в полнейшей растерянности.

Максим Викторович, похоже, собирается меня поцеловать?

Что же делать, мамочки?

Много раз я представляла, как мы с Котовым целуемся (да мы не только это делали в моих фантазиях, а много ещё чего поинтересней), но всё равно оказалась не готова к этому.

Я попала между молотом и наковальней. Внутри всё дрожало от предвкушения касания его губ. Внутреннее волнение и мандраж так и рвались наружу. Мурашки бежали по телу от восхитительного запаха этого самца, но здравый смысл вопил сиреной в голове: "Беги, Юлия Михайловна! Беги и не оглядывайся! Это всё закончится плохо!"