Отчасти я все понимала, но боялась признаться в том, что влюбилась в бездушного ублюдка. Даже самой себе. 

Я видела в нем Бога интеллекта, гения, бескрайнюю глубину, честь и достоинство, защиту и безопасность, свободу… но сейчас, когда мои пробужденные гормоны и инстинкты заглушаются всепоглощающим страхом, я вижу в нем только дьявола, способного жадными глотками испить мою душу. 

Разве можно желать такого человека? Что пренебрёг принципами, правилами, моей невинностью. Не побоялся за наши жизни. А я… я бесстыдно позволила. Все, что он захотел. Ему даже уговаривать не пришлось. Я упала так низко, даже не успев полетать. 

Мне самой от себя тошно. 

Самое жуткое — в серо-зеленых глазах Мердера нет ни капли раскаяния. Так, бл*дь, словно ничего не произошло. Или произошло что-то хорошее, не имеющее последствий. 

Я пытаюсь найти хоть каплю настоящих эмоций на этом хладнокровном лице, но все тщетно. 

У Мердера нет человеческих чувств, он на них не способен. Ни совести, ни стыда, ни уважения к женщине. Ходячий компьютер, проламывающий матричные ходы для своих выгод. 

Мне хочется закричать прямо в его наглое лицо. О том, что он все испортил. Все разрушил. 

Как глупо…

Я мечтала, бесконечно представляла, как мы будем заниматься любовью. Думала, что особенная. Та, ради которой он будет нежным, внимательным, чувственным.

 А он просто вы*бал меня на переднем сидении машины. Как десятки других до меня…на этом же самом месте. И мне не нужно спрашивать его об этом, уточнять, просить о правде.

 Я читаю все ответы в его бесстыжих глазах. 

— Забудь обо всем, что я сказала. Это временное помутнение рассудка. 

— Мне льстит, что я на тебя так влияю, — с долей свойственного ему нарциссизма, острит Коул. 

Возвожу глаза в потолок, мечтая влепить ему жесткую пощечину.  

— Что ж, мы неплохо повеселились, — заставляю себя расплыться в самой искренней улыбке из своего арсенала. Каждое слово дается с трудом, будто я наглоталась песка. — Это было выше моих ожиданий, — без восторга выпаливаю я, наблюдая за тем, как ни один мускул не дрогнул на волевом лице в ответ на мою провокацию. — Повторять не будем, Коул. Было и было. Было и прошло. Забыли. 

Я уж точно не скоро забуду этот трэш. Когда вернусь домой, я, должно быть, задохнусь от боли в груди.

До сих пор вся дрожу от переизбытка эмоций, от своего первого оргазма, полученного на коленях у «мужчины мечты». Ощущаю себя такой грязной, чувствуя, как глубоко он меня пометил. Это было смертельно приятно, умопомрачительно больно, и я даже не думала, что тело способно на такие ощущения. В какой-то момент мне показалось, что Коул разорвет меня, и бесстыдно возбуждалась от одной мысли, что он просто берет меня с одержимой и свойственной ему звериной похотью.  

Это не нормально.  

— Звучит не искренне. Ты плохая актриса, Пикси. Не для меня. Я сразу раскусил твою маску «хорошей девочки».   

— Как бы там ни было, ты получил, что хотел. Думаю, на этом наша дружба подходит к логическому финалу, — стараюсь добавлять льда в свой голос. Это невыносимо трудно.  

Его не переиграть…

Каждый ход в этой партии принадлежит ему.

— Дружба? Ты уверена? — наклоняясь ко мне, Коулман накрывает растопыренной пятерней мою шею. Не сжимает, не душит, не причиняет боль… Тем не менее обращается со мной так, словно я его чертова собачка, на которую он нацепил короткий поводок. 

— Не строй из себя холодную сучку, ангел, — шепчет, проводя губами над линией моей челюсти. Делает вдох, прикрывая глаза, как от удовольствия. — Я же знаю, что ты лжешь. Тебе понравилось все, что я с тобой сделал. Сколько времени тебе дать, пока ты не прибежишь за добавкой? — каждую клеточку моего тела бьет ток, разливает сладкие ощущения от его близости по всему телу. — Моя маленькая обиженная девочка, — ласково и нежно добавляет Коул, целуя меня в уголок губ, дерзко проводя большим пальцем по нижней губе. — Такая маленькая и тесная, принцесса, — я умираю от каждого услышанного слова, различая в них ноты трепета и благоговения. Обманчивого, лживого, но такого желанного. — Видишь, ты уже вся таешь… Я даже не стараюсь.