Пусть этот властный сукин сын продолжает думать, что он не первый, перед кем я опустилась на колени. Не первый, кого я вдоль и поперек изучила языком. Не первый, кому мне понравилось это делать.

Пусть раз за разом помнит, что первый – не он.

Любимый – не он.

И мужчина, ради которого я готова бежать босиком по пеплу – тоже не он!

Пусть эти мысли сбивают с него всю царскую спесь. И хоть немного напоминают о главном: никто никому не принадлежит. Он не имел права присваивать меня себе, когда мне было тринадцать. Это ненормально и дико.

Ощущаю, как кровь стремительно приливает к лицу, когда я вспоминаю вкус его кожи. Черт, он делает меня животным. Укрощает и дрессирует, как самую дикую тигрицу в его зверинце. Каждый дюйм тела покрывается мурашками, пока я прячусь в темноте комнаты и просто смотрю на спящего Амирана уже около десяти минут.

Не заметила, что так сильно залипла. Встала посреди комнаты и замерла не дыша. В мире найдется немного женщин, которым Амиран аль-Мактум будет неприятен физически. Его привлекательность, притягательность и первородную сексуальность отрицать невозможно. Эмир сотворен из грешной порочности, непоколебимой мужественности сногсшибательной силы. Быть таким – просто незаконно. Он продал душу дьяволу из спортивного зала, чтобы вылепить себе рельефные мышцы, которые лишний раз подчеркивают его парализующую энергетику и стремление к власти.

Черт бы его разодрал и сжег в пекле. Видеть не хочу…

И все же продолжаю смотреть на Амирана.

Эмир занимает большую часть моей постели.

Непроизвольно напрягаю брови, осознавая, что мне будет трудно прилечь рядом, и не разбудить его. Мужчина раскинул руки в разные стороны и лег, чуть ли не поперек кровати, всем своим видом приглашая меня в капкан своих лап.

Ага, уже разбежалась. На диване посплю.

Дыхание у него ровное, спокойное, но по напряжению мышц, подчеркнутыми отблесками луны, я понимаю, что спит он сейчас чутко, не глубоко. И даже в такой интимный момент, как сон, Амиран выглядит как задремавший огнедышащий дракон, от которого за версту веет смертельным жаром.

Невольно, я подбираюсь все ближе и ближе к эмиру.

Разглядываю каждую мышцу, акцентируя внимание на самой боевой и живой из них. Амиран шумно выдыхает во сне и слегка сгибает одну ногу в колене, подаваясь бедрами вперед. Косые мышцы живота Амирана напрягаются, заставляя меня сомневаться в том, что он спит. Я вся дрожу, с опаской скользнув взглядом по дорожке волос, частично прикрытой белой простыней. Ткань не скрывает очертания внушительных размеров органа, с которым мне пришлось познакомиться еще ближе.

Сглатываю скопившую во рту слюну, вспоминая, его требовательное «оближи» и ощущаю, как сердце в груди заходится неистовым галопом.

Это похоже на наваждение. Голод. Безумие. Помутнение, болезнь, пробудившийся инстинкт.

Я ненавижу его.

Луна перемещается и теперь свет от нее подсвечивает красные полосы от моих пальцев, оставленные на предплечьях Амирана. Мой взгляд падает на зеркало у изголовья кровати. Не выдерживая бури переполняющих меня эмоций, я хватаю вазу с туалетного столика и борюсь с диким желанием запустить ее в хрупкую гладь над эмиром.

Он заслужил того, чтобы осколки зеркала впивались в его кожу также сильно, как пепел и песок в мои ступни.

Заслужил.

Заслужил за то, что играл со мной. Изначально врал мне, рисковал мной. Он вынудил, он заставил. В том, что мы с Нейтом уже никогда вместе не будем, виноват только он.

Умудрившись усмирить свой пыл и гнев, я просто ставлю вазу на место и пулей выбегаю на балкон.

Сон не идет, и не пойдет рядом с этим мужчиной. Боюсь, что опять проснусь с его членом между своих бедер и языком внутри.