Синтариэля занимал совершенно иной вопрос – кракен – кракеном, тем более, издохший и не представляющий более никакой опасности, но, где же хозяин милой и занимательной зверушки? Болотный спрут – просто зверь, большой, плотоядный монстр, но он не способен устроить на тропе магическую ловушку и одолеть лешего в его собственном лесу. Значит, где-то поблизости, бродит еще один хищник, на двух ногах, кукловод, которому и принадлежит тварь из гнилого болота, кукловод, обладающий неплохими познаниями в магии. Чёрной магии.

Где же он?

Между тем, благородная Лионелла очнулась, но сделала это после того, как сердобольный Голубой Мотылёк, отчаянно брызгавший ей в лицо холодной водой, расстроился и поднес к губам девочки свою флягу.

Да-да, с крепким гномоядом.

Альсельдильмир понимал, что поить гномим самогоном девицу, не достигшую порога совершеннолетия, моветон, но он и не собирался спаивать юную особу – так, пара капель на губки, дабы спасённая перестала млеть и начала воспринимать происходящее вокруг неё осмысленно и с пониманием. Кто же знал, что нежная дева схватит флягу двумя руками и, воспользовавшись растерянностью эльфа, сделает приличный, можно сказать, жадный, полноценный глоток. А гномояд, это вам не сладенькое дамское винчишко, разбавленное водичкой!

Гномояд – напиток настоящих, сильных мужчин!

Во всяком случае, так считали гномы.

Глаза рекомой особы выпучились точно у квакши болотной, грозя выпасть из орбит, брызнули горькие слёзы обиды и непонимания – я вам так верила, а, вы? Кроме того, девица, резко выдохнув, громко чихнула, закашлялась, забилась, словно в припадке «падучей» и, продолжая взирать на эльфа глазами, полными слёз, тянулась к перворожденному дрожащими руками.

– Воды! – хрипела жертва коварного гномояда, поражая эльфа густым румянцем, залившим лицо, шею и грудь юной девы – Во имя Амы Милосердной – воды!

Синтариэль, не глядя, сорвал с пояса флягу и бросил её сконфуженному Голубому Мотыльку. Тот, смущенный – а то, так облажаться и в глазах господина, и в глазах неизвестной девицы, опять же, не глядя, сунул флягу под нос хрипящей деве, продолжавшей сипеть и судорожно хватать воздух обожженным горлом и заставил оную сделать ещё один глоток, надеясь на то, что девушке значительно полегчает.

Полегчало? Ага, держи карман шире!

Лионелла, надеясь на скорейшее избавление от кашля и хрипа и того обжигающего чувства, терзавшего ее пищевод, глотнула из предложенной фляги на славу – добрый такой глоток, почти что, мужской и вновь забилась, точно рыба на траве, хватая воздух распахнутым ртом и, пуча глаза от приятных ощущений.

Вот беда – во фляге Синтариэля, так же оказался гномояд, поскольку напиток бородатых коротышек легче всего способствовал изгнанию хандры из высоко чувствительного эльфийского организма. По простоте душевной, а, так же, занятый наблюдением за дальними зарослями, принц как-то позабыл о содержимом своей походной фляги, но, расплачиваться за его небрежность пришлось несчастной Лионелле.

Двенадцатилетняя маркиза, в своей недолгой жизни не пробовавшая ничего крепче компота и специального детского вина – сладкого, сильно разбавленного, все тем же, компотом, оказалась не готова к скоропалительному знакомству с крепким алкоголем.

Голубой Мотылек, отбросив в сторону злополучную флягу, принялся хлопотать над нежной барышней, а Синтариэль, вздохнув, признал свою оплошность и вытащил из карманчика на поясе крохотный фиал, выточенный из цельного куска горного хрусталя. Мёд лесных фей, крошечных сознаний, живущих огромными роями, наподобие пчелиных, являлся верным средством от многих людских болезней. Крохотный флакончик стоил безумно дорого, но Синтариэль привык сам исправлять собственные ошибки, а расходовать магическую энергию ему не хотелось – где-то все ещё бродит хозяин этой милой зверушки, изрядно богатой зубами и издохшей стараниями одного эльфийского принца.