Женька вызвался проводить его до трамвайной остановки; по дороге Изя по-дружески предостерёг его:

– Лучше бы ты держал дома порножурнальчики. Стихи классно написаны. И о Сталине, и о лагерях. Но нужно ли тебе это? Загремишь ни за что ни про что…

– Не дрейфь, старик. Мир делится на тех, кто безропотно приносит петлю своему палачу, и тех, кто принимает последний бой и бросается с саблей на танки. Я сделал свой выбор, – и, взбудоражив собак, запел на всю улицу во всё горло:

Изя не рад был, что затеял на улице бесполезный разговор. Оглядываясь по сторонам, с величайшим трудом он перевёл его на нейтральный трёп о бабах, дождался трамвая и, нетерпеливо вскочив в него, облегчённо прокричал из закрывающихся дверей:

– Пока! Хорошо посидели! – и помахал на прощание рукой.

Домой Изя не добрался. На следующей остановке в трамвай вошла Оля Кириленко, которую он не видел лет пять. Изя настолько обрадовался встрече (как, впрочем, и она, как выяснилось, расставшаяся со Славиком год назад), что, увлёкшись разговором, не сошёл на Первой станции, доехал с ней до Красного Креста, проводил до Среднефонтанской, по её приглашению зашёл попить кофе и, добавив к выпитому вину коньяк, пропал до утра.

Алкоголь в больших количествах заменяет снотворное. Легли в кровать и без «вечерней сказки» уснули. Из-за чего тогда, спрашивается, Шелла на другой день, ни слова не говоря, выставила Изю за дверь, заранее приготовив в коридорчике чемодан с тёплыми вещами, понятия не имею.

После давно пережитой истории с Оксаной Изю хоть и тянуло изредка на подвиги, но только в мечтах, после очередных Женькиных рассказов о его восхитительных победах.

«Человек предполагает, а Бог располагает», – философствовал Изя, топчась перед окнами своего дома после вполне заслуженного скандального выдворения за дверь.

Кто мог предвидеть, что Женька, гуляка и любитель авантюр, сперва без охоты уступивший давлению Наташи, вместо того чтобы обрадоваться отказному решению, вдруг заартачится и в нём взыграет оскорблённое чувство собственного достоинства?

А кто мог предугадать, что произойдёт встреча с Ольгой, которую он давно знал и к которой вчера его потянуло? А если бы Шелла не выгнала его? Хотя он сам спровоцировал её, не позвонив утром с работы. Ведь бы мог отбелиться байкой из широкого репертуара Евгения Левита.

Изя поехал к Оле, но, как ни странно, та приняла его без особых восторгов. В отличие от вчерашнего дня, в доме присутствовала десятилетняя дочь, гостившая накануне у бабушки, и Ольга, растерявшись и выпучив глаза, впустила его в квартиру, предварительно приставив палец к губам: «Молчок».

– Я, в общем-то, ненадолго, – буркнул Изя, с сожалением подумав, что если бы вчера он не перепил, то сто процентов добился бы желанной победы.

Он наклонился, намереваясь поцеловать Ольгу в щёчку, но та строго отвела голову и вновь приставила палец к губам. Изя удивился переменам, произошедшим с Ольгой, так легко вчера принявшей и без особых усилий с его стороны постелившей постель, а сегодня оказавшейся недоступно холодной.

– Ничего не получится, – шепнула она и кивком головы указала на дочь.

– Я ненадолго, – промямлил он, выискивая причину визита, но, не найдя ничего подходящего, чистосердечно признался: – С Шеллой поругался. Ночевать негде.

Ольга деликатно промолчала. Не получив желанной поддержки, Изя добавил: «Вот, еду ночевать к маме». Ольга развела руками: извини, ничем не могу помочь. Изя потоптался в дверях и нехотя попрощался.

Елена Ильинична, не перебивая, выслушала рассказанную сыном историю о Левите и о причинах, побудивших Изю напиться с Женькой до состояния, при котором он не мог самостоятельно ехать домой, а потому вынужден был у него заночевать. Теперь Шелла, приревновав непонятно к кому, выставила его за дверь. Конечно, он и сам виноват, что не позвонил жене с работы, но с похмелья было так тяжко, что, честное слово, пробубнил он, было не до звонков.