Конечно, вы мне скажете, – не в деньгах счастье… Не хлебом единым… Не имей сто рублей… Да, верно это все, верно! Но и тот, все равно – прав! Ведь, как не крути, а прав, собака! Без процветания – тоже плохо. Хоть и со всеми в одном строю, и со счастьем на века, но что-то все равно как-то не так. Правильно, конечно, и нас с детсва учили, что только так и правильно, но убого как-то.

Не зря же этот Талейран выдающимся министром был и во Франции, и в Штатах, и еще где-то там, и говорят, везде преуспел. Конечно, и себя не забывал. Не без этого. Но все равно хорошим был министром. Об Отечестве тоже радел. Не то, что эти, наши… Хотя они-то про процветание, как раз, ох, как хорошо понимают… Особенно про свое. Да и процветают, надо сказать, сукины дети! И неплохо процветают! Ну, да ладно. Черт с ними…

Вот такой вот получился у нас с Борей разговор. О еврейском вопросе. А, если с другой стороны посмотреть, то вроде не только и о еврейском. А, если вдуматься, то и не о еврейском вовсе, а, черт его знает, о каком вопросе!

Действительно, засомневаешься тут… То ли обшарпанный Иван Иваныч, хотя и парторг, и член чего-то там, и ударник, то ли презренный еврей Боря Лейбович, но в сияющем белом смокинге? Во, дилемма то! Во, какая загогулина то получается, понимаешь!

Ну, все. Достаточно. Это я сейчас, много лет спустя, так раскудахтался, а тогда все это было смутно, расплывчато как-то. Осталось тогда от всего этого разговора ощущение какой-то тоски и, в то же время, какого-то уважения к Боре, и даже некоторой зависти.

Вот, сидит человек – Борис Лейбович. Действительно – еврей, беспартийный. А у него, оказывается, давно уже есть какой-то серьезный план, он точно знает, чего хочет и каким путем этого достичь. И, хотя этот план вроде бы навязан ему непростыми объективными обстоятельствами, но, все равно – это план, жизненная позиция. И он не только у него есть. План то, этот. Он его уже реализует во всю! И, похоже, реализация эта идет уже полным ходом. По плану же и идет.

Вот откуда зависть, то! Ведь у нас то, никаких таких планов тогда не было. Да, наверное, и быть не могло – не ставила жизнь перед нами таких вопросов. Таких, как у Бори. А, если честно, то никаких вопросов не ставила! Просто все катилось как-то так – само собой…

***

А на следующее утро, когда я вышел на тот же балкон, все уже было совсем по-другому. Опять ослепительно сияло солнце, и ветерок, и белые барашки на море, и веселое ржание самого Лейбовича, разговаривающего с кем-то в соседней комнате, и запотевшая трехлитровая банка, кем-то уже принесенного, свежего пива на чистом столе, и голова почему-то не болела, а была легкой и светлой. И вообще, жизнь была прекрасна!

А тот ночной разговор как-то стушевался и только где-то в глубине остался после него какой-то смутный, саднящий осадок. А потом и он, как-то выветрился…

Тем более что вскоре, нас выгнали из наших королевских покоев. Пришлось искать какое-то новое пристанище, а через несколько дней наша компания и вовсе распалась.

Мы втроем – Я, моя первая жена – Татьяна и Леша Команов решили податься в Сухуми к фронтовому другу моего отца, и всей нашей семьи – Акакию Нестеровичу Качибая. Он часто гостил у нас в Москве. Иногда один, а иногда с женой. Я же никогда у них не был. А съездить хотелось. И на Кавказе побывать, и Грузию посмотреть, и попить-поесть… Тем более, что был дядя Акакий не кем ни будь, а министром сельского хозяйства Абхазии.

Мы взяли билеты на теплоход «Адмирал Нахимов», проплыли всю ночь, и наутро были уже в Сухуми. А там масса новых впечатлений совсем завалила в памяти тот наш ночной разговор. Провалился он куда-то. Будто и не было его вовсе… Забылось все. И, не удивительно – столько всего потом было…