– Как не помнить? – оживился маг.

– А меня бы не попробовали полечить?

– А чего ж? Попытка-то – не пытка! После представления давай попробуем. А сейчас бесплатно проведу давай. Надежда, затеплившаяся в душе калеки, казалось, напрочь застопорила время. Оно словно одеревенело и не шевелилось. А так хотелось, не стояло чтобы, а летело. Чтоб, в комочек сжавшись, промелькнуло пулею. Но застыло бессердечное, как будто мёртвое.

Представленье не воспринималось толком, правда, Лялечка – приятная толстушка лилипутка – возвращала сексуальным танцем к жизни пару раз, только Саша в измерении ином парил.

Представление закончилось. Артисты на автобусе домой поехали отдыхать в гостиницу, ну а маг и Ножницы на «Запорожце» следом.

Утомлять не стану описанием лечения. После бесполезных двух часов возни был убийственный провозглашён вердикт: «бог один тебе поможет только!».

Саша побледнел, а после белым стал, как сметана только с рынка свежая. Пожалел маг очень, взялся что лечить. Хвать за руку щупать пульс, а пульса нет почти. Машинально к коньяку метнулся, стопочку налил и:

– Пей скорее – прошептал, – дружище, а не то, не ровен час, ещё коньки отбросишь!

Выпил Саша и заплакал горько, но однако же восстановился пульс. Отлегло у врачевателя от сердца. Он вздохнул и коньяком наполнил стопки, на столе стоящие с бутылкой рядом.

– Успокойся, – молвил, – и борись! бог борющимся идёт навстречу!

Саша, выпив, почесал щеку.

– Вот проснулся нынче утром, – грустно глянул на артиста возвращённый к жизни, – и, как божья благодать с небес, шепнула мысль: «Если технику несчастному гипнотизёр помог, так тем более тебе поможет. Член конечностей куда сложнее, отчего ж ему не сладить с ними?». Посмеялась, обманула думка!

Маг, сочувствуя, вздохнул и вширь развёл руками:

– Ты, дружище, нос не опускай, как баба, – укорил. – Не работают как надо ноги, и чего с того? Главно дело, чтоб фурычили головки обе. С ними если нелады, так вот тогда беда.

– А чего вы говорите обе?

Без намёка на улыбку даже пояснил неторопливо маг:

– Первая головка – та, которая макушкой в небо, а вторая… Тут уже загоготали вместе.

– Я, – Петрович горемыку по плечу похлопал, – от звоночка до звоночка оттянул на киче девять лет, вот только-только вышел. Видишь, духом не упал, не унываю, хлопочу, срок же эдакий – совсем не шутка. Поломает человека – не узнать в упор. Вот, пожалуйста, бери пример. А на зоне каждый день борьба.

– Я борюсь-креплюсь, да вот обидно только. Вон у Шухова товарища сложнее было, а его же излечили всё же.

– Ошибаешься, товарищ Шухова был кипятком ошпарен и втемяшил с перепуга в голову – атрофировался финдеперчик. А на самом деле у того военного абсолютно всё нормально было. Очень просто излечить такого, у тебя же посуровей случай, заговорами не обойтись одними, только чувствую, надежда есть. Сто процентов есть, не падай духом!

Замолчали. Воцарилась тишина. Прикрыл глаза гипнотизёр, развалился в кресле и вдруг зону вспомнил: «Да, индеечка судьба-голубушка, вот страдает как мужик серьёзно, и не в лагере хотя – на воле».

И чего-то в зеке бывшем к инвалиду вдруг такое сострадание проснулось, что, по рюмочке налив, с участием он поглядел на парня:

– А скажи, брат, ты на что живёшь?

– Пенсия тридцатник инвалидная, у бабули шестьдесят четыре. Шухов просит повозить порой – тогда лафа, обращается вот только редко. И сейчас вот третий месяц уж в командировке как.

– А чего он обращается? Машины нет?

Сей вопрос застал врасплох, так как криминальный тот извоз секретом был не личным, и от темы чтоб уйти пришлось экспромтом сочинить враньё: