Кашлянул, остановившись, Алик.
– Ну, а после в сельсовет поганца председателю под очи ясны потащили, был пока в отрубе. Я прикладом-то ему заехал от души. Как не пришиб, не знаю.
Головин сейчас, дружок мой, Федя заправляет в том колхозе справном. Фёдор Ванычем зовут. Ну, значит, притащили мы к нему майора. Оклемался тот. Попался, понял. И скорее повалился в ноги к председателю, как баба плача:
– Дорогой, не выдавай! – взмолился. – Все убытки возмещу и сверху дам ещё, попросишь сколько только. А иначе не летать мне больше!
Фёдор Ваныч пощадил засранца. Деньги брал с него, не брал – не знаю, а вот в кассу заплатить заставил, как положено, как честь по чести, возместить ущерб колхозу дабы. В бухгалтерии приходный ордер даже выписал козлу бухгалтер. Видел сам, как брал стрелок бумажку. Даже слышал 205.17 насчитали перевеса после.
Алик кончил. И вопрос последний наконец ему задал Сашуля:
– «Жигулёнок»-то какого цвета?
– Цвета липы молодых листочков.
Совпадало всё с майором, точно с Вербовым, что в эскадрилье первой старшим штурманом летал лет пять уж.
«Вот и Снайпер тут как тут! Удача! Отстрелялся полтергейст поганый!» – с удовольствием подумал Саша, засияв, а кочегар, узнавший новоявленного снайперочка, удивился не на шутку вовсе: «Это надо же какой дурила!». Давыденко ликовал, в нём радость расходившимся вулканом била. Представлял он, как позвонит завтра прямо утром в «пентагон», как чётко с расстановкою доложит, с толком. Удивятся как, как восхищенье в телефонную польётся трубку, будоража похвалами душу.
Саше было хорошо настолько, что, сияющий, приятным тоном попросил:
– А нам чего бы братцы не пройтись по винзаводу вместе? Не расширить кругозор чего бы? Спешка всё у нас одна, да деньги, да коммерция, а жизнь проходит между пальцами водой бесцветной.
– Очень правильно, – воскликнул Ваха. – Есть взглянуть у нас на что. Не только производство вам покажем наше, но и парк, назвать нельзя иначе территорию: лелеем, холим всей душой, как не любить кормильца?
Встали разом и пошли. А вечер накрывать стал По вуалью тонкой, и на небе появился месяц. Свет его рождал пикантно тени, что в шикарную картину парка добавляли колорит особый.
По периметру у стен, а также асфальтированных вдоль дорожек голубые в ряд стояли ели.
– Ёлок, туечек красивых разных насажали, в дендропарке словно, – завспиртами пояснил. – Есть даже экземпляры обалдеть какие, в «Книге красной» что найдёшь не сразу.
– Ну, загнул, – убавил пыл коллеги начохраны Магомет, а Ваха, не заметив замечанья будто, продолжал невозмутимо дальше:
– Жаль вот, цветики уже уснули, а не то бы тут такое было! От безумства акварели сразу зарябило бы в глазах похлестче, чем от солнышка, когда в зените.
Магомет прервал:
– А всё же, братцы, власть Советская у нас что надо. Жить даёт, ей дай Аллах здоровья.
Мысль ту Ваха поддержал, вздыхая:
– Помудрее старики какие, те открыто говорят, что власти никогда у нас не будет лучшей.
– Вот ещё не рисковать когда бы, – бензовозник уточнил, – тогда бы вообще великолепно было.
– Вот заладил, – возмутился Ваха, – не рискуй! Живи себе спокойно на зарплату, поживай – не кашляй! Брат как раз твой, Саламдин, мечтает день и ночь о бензовозе старом и во снах его как манну видит. Как появится, глазами сразу начинает пожирать машину. На космический корабль как будто, на угробленный «Зилок» взирает, от желания роняя слюни… Даже бабу так мужик не хочет. Ну а ты, – махнул рукою, – дятел!
Тут взорвался бензовозник тёртый.
– Риск он риску, Ваха, рознь. За риск тот, что тягаю за собой на «ЗИЛе», не мешало бы лаве покруче… Я везу. Я принимаю первым весь удар… Меня с поличным схватят, если что, а там статья до вышки…