Я продолжала рассматривать комнату. За моей спиной, точнее над диваном, на котором я сидела, висела огромная картина. На ней в черно-красных тонах был изображен пожар города. Люди на картине бежали, стараясь спасти собранные впопыхах пожитки, а агрессивный огонь догонял их и стремился поглотить вместе со строениями и деревьями.

Картина показалась мне мрачной и страшной, и я отвернулась от нее, решив, что лучше смотреть на компанию мужчин.

И в этот момент я увидела ее. Странно, что я сразу ее не заметила. Она смотрела на меня словно: «Ну, здравствуй», и мне хотелось ответить: «Здравствуйте».

И больше ничего в этом доме и в этой комнате меня не интересовало. Я смотрела на эту женщину, а она смотрела на меня. И в этом молчаливом диалоге было больше слов, чем в разговорах окружавших нас мужчин и женщин:

– Я долго искала тебя.

– Зачем?

– Мне очень хочется быть настоящей, но с тем, что есть во мне из моей ненастоящей жизни.

– Я не понимаю вас, но мне кажется, что вы – это я.

– Значит, я не ошиблась.

Я смотрела на картину, и «Неизвестная» словно спустилась со своего полотна, заполнив каждую клеточку моей сущности, и теперь мне казалось, что мы одно целое. И спина моя стала прямее, и взрослее взгляд, и легкость от свободы над всем, что окружает, и сила, что ограждает, словно накрывая куполом, и даже…

– Хорошо, что вы зашли, Гений. Рады были видеть вас с малышкой.

– Я тоже. Отличного дня и хороших праздников.

Я не помню, как мы вышли из того дома, не помню, как пришли домой, но с тех пор… иногда смотрясь в зеркало, я вижу ее. С ровным спокойным взглядом, в модной шляпке и пальто. В какой-то момент она улыбается и исчезает, оставляя внутри меня силу для ощущения гармонии с миром, в котором живу.

Воскресенье. Завтра снова нам в детский сад, родителям на работу. А так хочется на улицу! Там светит осеннее солнце, отражаясь в лужах, которые остались после дождя.

– Мам, можно пойти во двор?

– Нет. Я уже помыла ваши сапоги, приготовила на утро. Сиди дома, играй вон в игрушки.

Ничего не остаётся, кроме как вытащить на середину комнаты старую коробку из-под телевизора и попытаться придумать какую-нибудь игру с кучей игрушек. Только в голову ничего не приходит, и поэтому я тяжело вздыхаю с интервалом в одну минуту. Спорить с решение матери бесполезно, если «нет», значит «нет».

– Вот всегда так – ему можно гулять, а мне нельзя, – бурчала я себе под нос.

– Чего ты там бормочешь?

– Ничего…

– Ладно, иди погуляй во дворе, только в грязь не залезай – сапоги только помыла. Испачкаешь, сама будешь отмывать.

Ура, ура, ура. Собралась я очень быстро, и вот уже в шапке, домашней куртке и тёплых штанах, заправленных в красные резиновые сапожки, выбегаю на крыльцо.

Осенние солнечные лучи целятся прямо в глаза и не промахиваются. Я жмурюсь и улыбаюсь, бесконечно радуясь возможности побродить по двору, где ещё есть остатки травы и ворох опавших листьев.

– Ну, что будешь делать? – брат что-то ковырял около сарая.

– Не знаю, – ответила я, – буду играть во что-нибудь.

– Да во что тут играть? Пойдём в огород – там классные лужи и на город можно посмотреть, сама же знаешь, с бугра классный вид открывается.

– Но мама сказала не пачкаться.

– Так мы и не будем. Просто походим там и все. Пошли.

Я в сомнении топталась на месте, в то время, как брат уже направился по дорожке, ведущей в огород, где было много интересного: и родник, закрытый большой деревянной крышкой, и ванна для полива, и яблони, и бесконечная плантация вишни, и бочка деревянная в зарослях кустарника, железные вены труб для полива, и ещё много чего.